Бродячие псы философии. Роман в рассказах

– Уяснил, – сказал Брондуков. – Я ничего такого не просил. Я в атаку за товарищем Михельсоном поднялся и тут эта пулемётная очередь. Знаешь, как обидно стало.

– Знаю, – сказал Валентин. – Пневматики никогда ничего не просят, наверное, так у них на роду написано. Я в этом смысле человек дохлый, вечно у бога выпрашиваю, выспрашиваю, а толку никакого, не даёт ответа, верно, он ещё и глухой.

– Это из‑за того от тебя все на пристани разбегаются? – спросил Брондуков.

– Глупые люди, – сказал Валентин. – Сочинили сказку, что я небесный судья, прихожу их грехи на весах взвешивать. Чушь полнейшая, мне бы в себе разобраться, самого бы рассудить.

– Трудно так, – сказал Брондуков. – Когда разлад в душе.

– Трудно, – согласился Валентин. – Но я терплю. Ладно, я к тебе, красноармеец Брондуков, по делу. Знамение мне было, что на днях один достойный человек в душный город Иерусалим собирается на осле въехать. И что ждут этого человека в том городе большие неприятности. Поднимайся, красноармеец, поторопимся, вдруг успеем уговорить Иерусалим стороной обойти…

 

 

ПУТЕШЕСТВИЕ ТОВАРИЩА ДЗЕРЖИНСКОГО НА ЛУНУ

 

Феликс Эдмундович, как обычно, всех наебал. Обстоятельства сложились так: Троцкий слева жмёт, Сталин справа давит, Луначарский клинья подбивает: «Как здоровье, дорогой товарищ? Что‑то не нравится мне ваш кашель».

Кукиш вам, подумал железный человек, не на таковского нарвались. Год назад вокруг Фрунзе тоже круги нарезали, по поводу желудочных коликов беспокоились, вот и зарезали на хрен на хирургическом столе.

Тут как раз Супрун подвернулся, недобиток буржуазный. Супрун инженером трудился по железнодорожному ведомству, прожекты сочинял, один нелепее другого: скоростной поезд на Ямал, тысячеместный дирижабль на Колыму, и вершина технической мысли – космолёт до Луны, туда‑обратно в безвоздушном пространстве как на трамвае прокатиться.

А это вариант, подумал Феликс Эдмундович. Человек дотошный, он лично все фантастические прожекты просматривал. Пока суд да дело, свалить на дражайший спутник, пересидеть в тиши космической гармонии. Без моей Чеки Советы долго не протянут, а без меня Чека куча навозная, а не карающий меч революции.

Супруна доставили соответствующим образом, стоит, бедолага, перед Феликсом Эдмундовичем, поджилки трясутся.

– А что, дорогой друг, – вкрадчиво поинтересовался товарищ Феликс. – Сколько времени требуется ракету изготовить?

– Год, – промямлил инженер. – Стендовые испытания провести, космолётчиков подготовить.

– А если подумать? – продолжил ненавязчиво расспрашивать Феликс Эдмундович.

– Полгода, – поклялся инженер. – Если всё народное хозяйство напряжётся.

– Не желаете ли в подвал? – любезно пригласил суровый нарком.

– Месяц, – заорал Супрун. – Через месяц будет готово, товарищ Дзержинский.

– И без лишних разговоров, – резюмировал Феликс Эдмундович. – Сам понимаешь, болтун – находка для шпионов. Ты лучше немым прикинься, здоровее будешь.

Через месяц Супрун встретил Феликса Эдмундовича на глухой таёжной станции Аллилуевка.

– Аппарат для взлёта готов, – доложил инженер. – Я – командир экипажа. Кого ещё берём?

– Кого, кого, меня, разумеется, – хохотнул Феликс Эдмундович. – Кому ещё партия такое дело поручить может? Давай скафандр, дурила!

Взлетели, потрясло слегка, но в целом нормально. Когда Земли уже почти не видно было, Феликс Эдмундович маузер на Супруна наставил: «Прыгай, сука! Дальше я один». Инженер перекрестился и нырнул вниз, в последние слои атмосферы.

Вот так и началась межпланетная жизнь Феликса Эдмундовича. До Луны долетел, побродил там недолго, красный флаг установил. На Марс смотался, никого не встретил. Сатурн изучил, на Юпитере позагорал, на Меркурии золотишком запасся. Скучно, ни одной живой души, сплошная равнодушная звёздная пространственность. Взглянул на земной календарь, батюшки, декабрь сорок второго, вот время летит. Пора и обратно возвращаться, отшумели, должно быть, бури на просторах Советского Союза.

Летит домой, душа поёт, по курсу город Царицын просматривается, что на Волге раскинулся. Решил радио послушать, последние новости узнать. «В упорных уличных боях в Сталинграде советские войска оказывают ожесточённое сопротивление противнику…»

«Ага, – подумал Феликс Эдмундович. – Значит, Сталин жив. Это бяка получается, нам туда не надо. На Запад рвану, в Англию. В Лондоне поляков много, у них схоронюсь первое время. А потом начну снова революцию делать».

Так бы оно и вышло, только зенитная артиллерия у британцев на должном уровне оказалась, приняла инопланетное чудище за новую модификацию ФАУ и сбила нацистского гада прямо посреди Английского канала.

А инженер Супрун выжил. Приземлился в Тихом океане около Маркизовых островов, с папуасами подружился, крепкую лодку раздобыл, добрался на ней до самой южной Африки. До семьдесят второго года на старом солдатском кладбище в Кейптауне сторожем работал, с бурами только по‑бурятски разговаривал, в порядке наложенной когда‑то секретности. Буры ему благоволили, после смерти на могилке памятник установили: лунная ракета, а на ней верхом сам товарищ Дзержинский. Кто не верит, поезжайте, посмотрите, вторая аллея слева от центрального входа, не доходя десяти шагов до старого баобаба.

 

Душа платона

монолог на два голоса

 

– А ты так и живёшь в пещере. Довольно уютно. Телевизор, телефон, холодильник, сигареты на столике. Я всегда любил сидеть около жертвенной курительницы и вдыхать дым. Сигареты напоминают тебе о том времени?

– Нынешний мир прозаичен. Сигареты предназначены для того, чтобы курить. Кофе для того, чтобы взбодриться. Женщина для того, чтобы было с кем спать.

– Жаловаться на мир, равно как и требовать улучшения человеческой породы – прописные истины. Впрочем, повторять прописные истины тоже прописная истина. Что интересного было за последние две с половиной тысячи лет?

– Ничего особенного. Тебя сбросили с пьедестала, потом поставили вновь, потом опять свергли.

– А что сейчас?

– Сейчас нет пьедестала. Для богов не осталось места, они расползлись по мифам.

– Печально. Я надеялся, когда люди полетят к звёздам, они по‑иному взглянут на себя. Триада тоже рухнула?