В твоих руках и Цепи станут Жемчугом
***
Замок Бельмонт. Испания. Кастилия. 1627г.
Вкус крови на губах… такой яркий, но, если покатать ее на языке, становилось ясно – это ее собственная. И густой черный ошметок вылетает из губ на землю, засыпанную песком, оставляя небольшую тягучую струйку стекать от губы по щеке, впитываясь в пыль. Глаза, застланные мутной пеленой, закрываются, и последнее, что они видят – это спины рыцарей, тени хлопающих на ветру плащей… и пару стражников в броне, в нетерпении гремя цепями подходящих к ней…
Ноги сводит от многочисленных шипов, что впиваются в кожу через опутывающие ее ступни «сапожки» из стальных пластин с вкраплением серебра. Они идут медленно и каждый раз, когда она пытается потерять сознание, заваливаясь к стене узких коридоров, сильный толчок в спину чем‑то тяжелым приводит ее в чувства, заставляя пройти еще метров пять. Сегодня сопротивление начало ее утомлять. Ее отпускали в разы быстрее, если она «участвовала» в их бестолковых играх.
Шаги удаляются, оставляя рядом только пару дневного караула, то и дело заглядывающую внутрь ее камеры через тонкое окно‑щель. Если бы ей позволили видеть дальше стен своей темницы и дальше заборов полигона, она бы могла догадаться, что власть в замке давно переменилась. С железной дисциплины и иерархии, построенной на уважении – на дисциплину жестокости и иерархию, построенную на страхе.
Крепость Бельмонт стала одной большой тюрьмой. Для нее и для каждого, кто знал о ее существовании и участвовал в содержании. Но она этого не знала, покорно выполняя отведенную ей роль, попутно издеваясь над мнимым превосходством человека перед ее силой, пародией на власть перед нечеловеческой волей, а ей просто некуда было пойти… А потому, когда язык в очередной раз прошелся по корке заветрившейся крови на губах, а глаза закатились, отпуская разум куда‑то за пределы этих стен, невесть откуда взявшееся в закрытом помещении дуновение холодного ветра в лицо вызвало небывалый прилив… облегчения.
Казалось, что тьма просачивалась через щели в камнях, отовсюду, будто стремясь объять ее целиком, обласкать истерзанную плоть, прибитую к дереву, облизать неперестающие кровоточить раны. Небытие окутывало разум, стирая боль. Да… растворение в нем было так близко…
– Никуда ты не пойдешь. – голос гулкий, как из колодца.
– Lass mich…[1] – прошептала Беатрис, не поднимая головы. Лишь пальцы дрогнули на забрызганных кровью запястьях, пронзенных серебряными гвоздями.
Она чувствовала Бездну, та звала ее… обещала свободу.
Но призрачная фигура в темном плаще лишь покачала головой. За дверью послышалось какое‑то шевеление и взволнованный шепот.
– Еще рано…
Ржавый скрежет лезвия, качающегося в воздухе, такой мелодичный для нее сейчас… последнее, что слышат смертные перед тем, как обрести свободу. А касания тьмы ласкали ее ноги, обожжённые и истыканные шипами кандалов. Хриплый стон разорвал тишину. Тьма клубилась у ее ног и звала, но она не могла пойти следом… «еще рано».
– Egal…[2] – прохрипела вампирша из‑под спутанных волос. – Sie selbst werden mich bald tоten…[3]
Но лишь замогильная ухмылка и трескучий вороний крик были ей ответом.
– Они не успеют…
Невесомое касание призрачных пальцев к ее волосам…
Холод отступал, а на замену приходила невыносимая боль. От ее тела оставались лишь ошметки, которые только чудом нашли за что приколотить обратно на крест. Но не успела она переварить сказанное, как ей в лицо уткнулась смердящая тряпка, протянутая на палке сквозь решетку клетки, пропитанная вчерашней кровью… возвращая ее в мир «живых людей».
Зашипев, она отдернула голову, заставив отшатнуться прочь стражника дневного караула, было решившего, будто игрушка сеньора инквизитора вздумала откинуть копыта прям в самый неудобный момент и додумавшегося привести ее в чувства остатками вчерашнего «обеда». Гнилая кровь… верная смерть. Она лучше снова впадет в спячку, чем хоть кончиком языка прикоснется к этой дряни…
– Kindlich…[4] – усмехнулась она, едва за спиной мужчины захлопнулась дверь. Усмехнулась, а потом вновь закрыла глаза…
Здесь не над чем было смеяться…
[1] отпусти меня (нем.)
[2] все равно (нем.)
[3] они сами скоро убьют меня (нем.)
[4] глупо (нем.)