Челноки. Роман
Она смело взяла его под руку, и они свернули с центральной аллеи на идеально выметенную пешеходную дорожку. Прошли мимо большой клумбы с цветами. За деревьями, оживляя затененные уголки парка, белели гипсовые фигуры – Венеры Милосской, Дискобола…
Сергей покосился на свою спутницу. Красоту её стройных ног подчеркивали колготки чёрного цвета.
Она поймала его взгляд и с улыбкой сказала:
– Ты странно на меня смотришь?
Сергей вспомнил анекдот, который ему рассказал однажды Олег. Как один грузин попал в купе с немкой. Почти всю дорогу они ехали молча, но когда под вечер, готовясь ко сну, немка осталась в лёгком прозрачном пеньюаре, грузин обнажил широкую волосатую грудь и двинулся на неё. Немка испуганно запричитала: «Was ist das? Was ist das?»[1]
На что грузин с горящими от страсти глазами прорычал: «Да, да, хачу, очэн хачу».
Бес так и дёргал его за язык – рассказать анекдот, но для того, чтобы показать себя с лучшей стороны, он сдержался и, пожав плечами, произнёс:
– Ты классно выглядишь. Мне даже неловко с тобой рядом. Ещё вечер сегодня такой необычный. – Он огляделся вокруг. – Просто чудесный вечер – не хочется много говорить. Хочется просто наслаждаться
– Спасибо за комплимент, – ответила Настя.
Медленно угасал закат. Причудливыми фигурами зверей клубились облака. Сквозь прозрачный воздух отчетливо вырисовывались кроны деревьев. В доме, стоявшем за оградой напротив парка, на оконных стеклах пылали отблески медленно догоравшей вечерней зари.
Сергей с выражением продекламировал строчки Анны Ахматовой:
Молюсь оконному лучу
Он бледен, тонок, прям.
Сегодня я с утра молчу,
А сердце – пополам…
Настя улыбнулась.
– Да, ты поэт, с тобой надо держаться с осторожностью.
Сергей в ответ скромно улыбнулся. Они подошли к свободной скамеечке и присели под крону старой липы. Из‑под навеса густых ветвей слышались птичьи голоса. Над ними с каждой минутой наливалось темнотой небо.
– Поговорим о латыни? – спросила она с улыбкой.
– Да, я… – заикнулся Сергей.
Настя положила на его руку свою тёплую ладонь.
– А я сразу догадалось, что вы прикалываетесь, Олега‑то я хорошо знаю.
Он вспомнил, как во время первой встречи она держала в руках анатомический атлас, а сама говорила о сдаче экзамена по латинскому языку, но промолчал.
Вокруг всё располагало к началу пылкой влюблённости: закат, краски неба, шумевшие кроны над головами… и настроение было хорошее и лиричное. Только необъяснимая словами натянутость, словно звенела между ними ненастроенной струной. Девушка ему очень понравилась, и на «ты» они перешли с первых минут знакомства. Но чудилась какая‑то двусмысленность в её поведении. Для придания ореола таинственности это было неплохо, но до определённого предела. Ему показалось, что она чего‑то не договаривает. В нём проснулась по отношению к ней ответная настороженность. Сам он поначалу был перед ней, как открытый глянцевый журнал. Говорил, что думал, ничего не скрывал ни о своём прошлом, ни о планах на будущее. Разве кое‑чего недоговаривал о своих интимных желаниях. Она же, как ему показалось, то ли просто боялась повести себя с ним не так, как надо, чтобы не испортить впечатление, то ли стремилась подать себя в более выгодном свете. В общем, предстала она перед ним какой‑то неестественной. Порою темы для разговора были готовы совсем иссякнуть. Так иногда бывает – оба человека и хотят завязать отношения, но не могут, словно одинаково заряженные частицы. Сергей себя успокаивал: «Может, это поначалу. Потом всё пройдёт».
В глубине души он чувствовал, что если бы его не манила к себе красота Насти, всё могло закончиться одним единственным свиданием. На прощанье в полутёмном подъезде он осмелился её поцеловать. Она спокойно подставляла губы, оставаясь при этом совершенно холодной – ни одна искра не пробежала между ними, не воспламенила души для чего‑то глубокого и настоящего. Не повеяло от поцелуев сладостным дурманом. Он будто натыкался на каменное изваяние. Это быстро остудило его пыл. Но перед расставанием они всё же договорились встретиться на следующий вечер.
Настя поднялась к себе. На кухне с выключенным светом дежурила перевозбуждённая Валентина Прокофьевна, готовая выскочить в подъезд на место Насти и сделать всё как надо. Она заговорила вполголоса, будто кто‑то мог подслушивать:
– Видела. Видела. Как вы у подъезда под фонарём стояли – вся его личность сразу и осветилась. Ничего, парень хороший, видом из себя положительный.
– Не знаю, мамуль, что‑то не то, – грустно ответила Настя. – Нет искры какой‑то между нами.
– Вам всё не то. Какая тебе искра нужна? Печку, что ли, разжигать собралась? Где другого‑то взять? Надо сначала этого узнать, что да как, а там стерпится – слюбится. Нечего в девках засиживаться, – уже в полный голос заговорила Валентина Прокофьевна. – Кто у него родители‑то?
– Отец умер в больнице после операции. Он был прорабом на стройке. Живёт в трёхкомнатной квартире. Гараж есть. Дача. Машину его мать продала, когда он в армии служил… Она работает завотделом в магазине модной одежды.
– Квартира трёхкомнатная… Большая?
– Мама, я не видела.
– Настя, соглашайся, гараж, дача.
– Мне ещё никто ничего не предложил! – с возмущением ответила Анастасия.
Они долго проговорили в полутёмной кухне, разрабатывая тактику и стратегию по заманиванию потенциального жениха в капкан семейной жизни.
Сергей и Анастасия стали встречаться каждый вечер. Гуляли, целовались. Однажды он пригласил её в гости. Настя придирчиво осмотрела предполагаемые владения – от обоев, подобранных и поклеенных Светланой Александровной, до собственноручно выкрашенных Сергеем коричневых полов в его комнате. Задержала взгляд на книжной полке, изучая название книг и пытаясь распознать пристрастия хозяина. Будто невзначай провела рукой по крышке телевизора, искоса взглянув на кончики пальцев. На столе её ожидал джентльменский набор: букет цветов в хрустальной вазе из соседнего сада возле частного дома, бутылка «Советского шампанского», коробка дорогих конфет.
[1] Что это? Что это? (нем.).
