Челноки. Роман

– Валера, ну я же не виновата, что ты раньше меня родился и успел окончить институт. Тебе и учиться всего пять лет надо было. А мне целых шесть.

На этот раз Валера посмотрел на неё с улыбкой.

– Ты права. Послушай, – сказал он, будто что‑то вспомнив, – может, ну их к лешему, эти танцы. Осталси наш последний вечер, почто мы будем проводить его в этой духоте. Пойдём лучше погуляем?

– Пошли, – согласилась Настя. – Я только Татьяне скажу. Хорошо?

Валера в знак согласия молча опустил голову. В этот момент магнитофонная запись кончилась. На сцене появились ребята из самодеятельного музыкального ансамбля и принялись настраивать электрогитары.

– Ой, сейчас совхозные играть будут, а мы уйдём?! – сказала Настя, робко взглянув на Валеру.

– Да мы их уже сто раз слышали…

– Ну ладно, пошли, – напуская на себя строгий вид, проронила Настя.

Татьяна уже стояла с Колькой Вороном. Когда Настя сказала, что уходит, она сделала недовольные круглые глаза, но потом с безнадёжным видом махнула рукой.

– Идите, дети мои, чего уж там. Совет вам да любовь.

В фойе с мрачным видом продолжали сидеть несколько коровинских ребят. Они с нескрываемой завистью покосились на счастливую парочку.

Выйдя из Дома культуры, Настя сняла туфли и, опираясь на руку Валеры, босиком пошла по мягкой прохладной траве.

– Смотри, сколько созвездий. Вон полярная звезда, – сказал он, кивая на усыпанное звёздами небо. – А такой удивительной луны я давно не видал – большой и ясной, наверно, для нас с тобой зажглась…

Белый лик таинственным светом заливал тропинку и придорожную траву.

Настя прижалась к нему плечом. Он осторожно повернул её к себе и начал целовать губы, щеки, глаза. Дыхание его стало частым. Она задрожала и припала к нему всем телом. Потом решительно отстранилась и сказала:

– Пойдём к тебе.

Они миновали ряды высоких лип с чёрными кронами, словно переговаривавшихся между собой, шелестя им вслед, и пошли, держась за руки, по краю широкой деревенской улицы, в глубину притихшего села. Остановились у одноэтажного кирпичного домика и зашли внутрь, не зажигая свет. Нежные слова дурманили Насте голову. Всё произошло, как порыв ветра, внезапно поднявший волну на реке, или дождь, застучавший по крыше и тут же прекратившийся.

При свете луны Валера долго не мог насмотреться в полные незнакомой глубиной глаза Анастасии…

К её дому влюблённые шли, как во сне, касаясь друг друга кончиками пальцами. Они молча постояли у калитки, пока Настя не произнесла:

– Уже поздно, Валера.

Он взглянул на часы со светившимся циферблатом.

– Наверно, рано. Два часа.

Она улыбнулась:

– Пусть рано. Завтра придешь меня провожать?

– А сёдни нельзя к тебе зайти?

– Сегодня я буду отсыпаться, надо побыть с бабушкой, собраться. Ты лучше приходи завтра прямо на остановку. Автобус в девять.

– Ладно, я отпрошусь.

Они поцеловались. Держа его за руки, Настя сказала:

– Ну, пока.

– Пока.

Её пальцы медленно разжались. Под тёмными окнами она прошла к входной двери. Та легко подалась. Настя подумала: «Какая бабушка молодец – догадалась не закрыть». Она проскользнула в сени, нащупала ковшик на скамье у ведёрка с колодезной водой и с жадностью сделала пару глотков. Прокралась к своей постели и, быстро раздевшись, нырнула под одеяло.

Валера не спеша шёл от дома Насти, счастливый и одурманенный близостью с девушкой. Он с наслаждением вдыхал наполненный утренней свежестью воздух. Возле дома Тани Репниной на скамейке у заборчика темнели две мужские фигуры. Скрипнула дверь, и по ступенькам крыльца спустился Колька Воронин.

– Давай, заходи следующий, – шёпотом произнёс он.

– Я ещё раз схожу, – голосом Борьки Сытикова проговорила одна из теней и скользнула вверх по ступеням.

Валерка подошёл ближе. Навстречу ему поднялся Ворон и протянул руку.

– Здорово.

– Здорово, – ответил Валера, пожав руку сначала ему, а потом Лёхе Пышонкову.

– Вы чё здеся? – спросил он Ворона.

– Сам, что ли, не понимаешь, – хмыкнул Колька. – Да смотри, не проболтайся. – Он показал ему огромный кулак. – А то может… с нами, – предложил Ворон, кивая в сторону крыльца Тани Репниной.

– Не, я домой попёр.

– Он влюблённый, – ехидно прошипел Пышонков.

– Везёт недоделанным, – прозвучал уже ему вслед голос Кольки.

Настя проспала часов до одиннадцати. Бабушка дала вволю отоспаться. Остаток дня прошёл в пустяшных хлопотах, сборах в дорогу и разговорах.

Анна Михайловна собрала целую сумку припасов – многое даже не смогло поместиться. Она стояла с глубокомысленным видом, раздумывая, во что положить остальную часть продуктов. Но и с того, что вошло, Настя взялась добрую половину выкладывать обратно.

– Ты чево же, ничего и не возьмешь? – укоризненно поинтересовалась бабушка.

– Да куда я с такой сумищею пойду? Я и не донесу столько, – попыталась возразить она.

– Твой агроном придёть провожать, небось донесёть. А приедешь там, авось, мать встренить.

– Бабушка, не «встренить», а «встретит», – поправила Настя Анну Михайловну. – Валера придёт сразу на остановку. Да как я с ней по городу потащусь? – Она снова кивнула на вместительную поклажу.

– Всё не покупать, – с житейской осведомленностью произнесла бабушка.

– Нам с мамой и так всего хватает. Мне и стипендию платят.

– Гляди, внученька. Ты умнее меня, образованная. Я то, что? – Анна Михайловна зашмыгала носом.

Настя подошла и поцеловала сморщенное личико.

– Хватит. Хватит. Всё будет хорошо.

Бабушка склонила голову набок и, не сдержав слёз, махнула на неё рукой. Со всей силой нерастраченной любви русской женщины она обняла и прижала Настю к себе. Тут они, как связанные неразрывными нитями родственные души, заплакали обе.