Цикл

– Я аж проголодалась. Может, захватим пару огромных кренделей по пути в «Эксчейндж»?

– Ладно, остановимся, но я ничего брать не буду.

– Все еще проблемы с желудком?

– Ага. Я вроде ем, но голода не чувствую. И нервы еще… понимаешь?

– Понимаю. Но давай не будем об этом.

Бакет кивнул и прибавил громкость магнитолы. Басы хлынули из багажника и заглушили все плохие мысли. Текст песни был неразборчивым, не считая заавтотюненной строчки «Натри киску коксом, пусть немеет задница». Музыка ударяла куда надо, в глупую, отмершую часть сознания, и Люси впервые за день улыбнулась по‑настоящему.

– Классная песня.

– Ага. Купим крендели в торговом центре или сходишь в магазин на углу?

Люси подумала, кто может болтаться в торговом центре. Вероятно, друзья Криса Кармайкла. Или друзья Брэди Миллера. Люси почти никого не знала из района Саммит Ридж, но знаковая трагедия случилась сначала у них, и они устроили службу со свечками, чтобы почтить память одноклассника. По основной версии, его убила собственная мать, отчего на Люси накатывали сильные чувства и она решила полностью игнорировать новости об этом преступлении. Даже если удастся избежать встречи с людьми, непосредственно связанными с произошедшим в школе ужасом, в торговом центре точно будут другие ученики, и Люси представляла, как они будут разыгрывать интерес, лишь бы подробнее расспросить ее о том, что произошло в классе мистера Чемберса.

Я не могу отвечать на эти вопросы. И не хочу. Я даже не уверена, что вообще видела.

Доктор Нильсен рассказывала, как адреналин влияет на память и как правда со временем может всплыть на поверхность и вернуться на свое место; а то, что Люси, как ей кажется, видела, – всего лишь галлюцинации, заполняющие пробелы, пока не вернутся истинные воспоминания.

Но ведь на задней части шеи Криса что‑то было, правда?

Спросить Бакета, что он видел, у нее не хватало смелости.

Ее улыбка померкла.

Хватит. Хватит думать. И в торговый центр ни ногой.

– Давай в магазин на углу. И сделай музыку погромче.

– Хорошо. Оставить кондей или окна откроем?

– Оставь кондей, сучка. Хочу вдыхать твой безумно вкусный запах хлеба.

Она снова принюхалась к нему, закрыв глаза и втянув в себя максимум воздуха. Затем оба рассмеялись, разделив крошечный, далекий от кошмарной реальности счастливый момент.

«Эксчейндж» был классным, потому что туда никто не ходил. Музыкальные магазины потихоньку превращались в музеи. Клиентура состояла из людей не в ладах с компьютерами, тех, кто все еще пользовался компакт‑дисками, хипстеров, ди‑джеев и старперов, поклоняющихся алтарю винила.

Люси нравилось медленно просматривать ряды пластинок в тихом затхлом помещении.

А Бакету нравилась двадцатипятилетняя продавщица по имени Тони, которая, по слухам, также подрабатывала стриптизершей в «Котельной». Ее тело покрывали татуировки, у нее были ярко‑фиолетовые волосы и большие голубые глаза, и однажды она даже спросила Бакета, как на самом деле его зовут.

– Не говори, что Бакет – твое настоящее имя, – сказала она. – Что это за имя такое, Бакет?

– Мое имя.

– Ладно, слушай… Я знаю, что оно ненастоящее. Прямо чувствую. У меня тоже несколько имен. Давай так. Сначала я скажу тебе свои имена, а ты скажешь мне свои. Как тебе идея?

Бакет прищурился. Люси впечатлило, как он устоял перед чарами Тони.

Тони наклонилась через прилавок.

– На самом деле у меня три имени. Тони. Так меня все называют. Еще есть имя, данное родителями, Антуанетта – охеренно изысканное, только для особых случаев.

Настала очередь Бакета наклониться. Стоило ей выругаться, и он уже покорен. Она говорила с ним как со взрослым. Ему это нравилось.

– Есть и третье имя. Я использую его только в одном месте. – Бакет приподнял брови. Люси знала, о чем он думал. Слухи оказались правдой! Тони правда стриптизерша! – Никому не рассказывай, но иногда я представляюсь Эмити.

– Погоди… Эмити? Типа, как в фильме «Челюсти»?

– Ну, взяла я его не оттуда, но да. Мне оно нравится, потому что клиенты считают его классным, но настоящая причина – его значение.

– «Дружелюбие»?

– Да. Вот в чем на самом деле заключается моя другая работа. Клиенты приходят с определенной целью и, собственно, получают, чего хотят, но не понимают, что я на самом деле им даю. Им хочется услышать: «Я рядом, и я не отвернусь от тебя. Ты можешь мне доверять. Я тебя выслушаю. Я буду смотреть на тебя, потому что ты важен. Я – твой друг». Люди одиноки, понимаешь?

Люси взглянула на щенячье выражение Бакета и решила, что эта женщина заслуживает, чтобы ее называли изысканным именем вроде Антуанетты.

– Вот такие у меня имена. Теперь твоя очередь.

– Ладно. На самом деле история не очень интересная. Меня зовут Бахит. Просто Бахит.

– Бахит. Мне нравится. Звучит, как бы сказать, экзотично.

Люси взбесилась. Экзотично. Постоянно слышишь это гребаное «экзотично». А на родине у него это вполне распространенное имя.

Бакет улыбнулся, не в силах противиться шарму Тони.

Тони спросила:

– Так откуда тогда Бакет?

– А, ну я не…

– Рассказывай давай! В магазин три часа никто не заходил. У магазинного кота гребаный диабет. Он просто валяется весь день. – Тони указала на тушку полосатого кота, свернувшегося в клубок на одной из витрин. – Пожалуйста, расскажи что‑нибудь интересное.

– Ладно. Так меня называл мой младший брат Далир, когда мы жили в Пакистане. Он все не мог правильно выговорить Бахит. Ходил за мной хвостиком и повторял: «Бакет! Бакет!» – и мы все смеялись.

– Боже, это так мило.

– Да, но, э‑э…

Люси заметила, как на лице Бакета что‑то промелькнуло. Возможно, он вспомнил, что она тоже слушает, или осознал, что собирается поделиться прошлым, которое старался похоронить глубоко внутри.