Далекое завтра

– Семён! – Антон попытался вновь повысить голос, но споткнулся. Всё‑таки человеческое имя сразу сводит на нет обезличенные цифровые обозначения. Наделяет людей уникальностью и… душой. Получается, они только что познакомились. Тысяча Шестнадцатый не выглядел враждебно, лишь безобра́зная запущенная внешность вызывала у Власова гадливость. И ничего больше. И то потому что он не встречал раньше людей, столь фривольно относящихся к своему виду. – Мне нужно связаться с отделом теоретической генетики.

– Ты помнишь себя? – неожиданно спросил Семён вместо исполнения рабочих обязанностей – соединения биоина с отделом теоретической генетики. Антон не сразу понял, о чём говорит человек на экране. И лишь секунды спустя, показавшиеся вечностью, биоин осознал суть вопроса.

– Тихо‑тихо, – вкрадчиво проговорил Тысяча Шестнадцатый, заметив на лице Власова возмущение. Он явственно видел внутреннюю борьбу Антона. Дискомфорт и терзания мечущейся в поисках неясного смысла души.

В тот раз биоин испугался до чёртиков и вырубил связь, так и не связавшись с отделом генетики, а потом несколько дней метался по Атланте, пытаясь понять, что ещё знает о нём Павлов. Или, о чём догадывается. Словно некая чудовищная улитка заползла в дом‑панцирь и не хотела показываться миру. Враждебному и пугающему. Даже КИРа удивлённо поинтересовалась, всё ли с Антоном в порядке? Мужчина категорично отринул возмутительные инсинуации ИИ, но нет! Себе врать не было смысла. Теперь всё было далеко не в порядке. По крайней мере, не в том, как до вопроса, заданного этим… этим… чучелом, не умеющим или не желающим поддерживать себя в форме, как остальные.

А ведь Власов действительно помнил, как минимум, две предыдущие версии себя. Семь‑один‑один и Шесть Тысяч Пятисотого. Особенно впечатались в память глаза шесть‑тысяч‑пятисотого… Как он смотрел, когда Заменщики уводили бедную, испуганную, но старую и испорченную копию Антона в неизвестность! Эти глаза теперь не забыть никогда! Столько тоски, боли и… ненависти в них увидел тогда Антон. И слова Семена вдруг с новой силой напомнили о них. Его глаза – Антона. Или нет? Ведь преемником был он, а не шеститысячный, значит, у него теперешнего глаза, как у человека, жизнь которого биоин унаследовал.

А Семьсот Одиннадцатый? Почему Власов помнит его? Почему, как сейчас видит, как будто вместо него сдирает с лица маленький дефект каждое утро, ему теперешнему не принадлежащий? Почему? Во всём виновата снятая с них матрица? Или то генетическая память пронеслась через клетки от тела к телу? От Семьсот Одиннадцатого к Шесть Тысяч Пятисотому, а от него к Власову?

КИРа несколько раз повторяла запрос о самочувствии Антона. Оно и понятно, ведь важная работа остановилась, а общество не могло этого себе позволить. Только не сейчас, когда несколько поколений Антонов Власовых работали над генетической проблемой человечества.

– Семён? – Улитка внутри слегка высунула голову из панциря, пообещала КИРе продолжить работу на следующее утро и узнать поближе странного человека, что заглянул вглубь биоина с одного взгляда, глубокого и бесцеремонного. Казалось, Павлов сам испытывал то же, что и Власов, но как он избежал замены? В замкнутой системе, где удовольствия распределялись равномерно на каждую долю личности, где виртуалка была бесплатной и даже обязательной альтернативой развлечений, поведение этого странного человека – как минимум необычно. А ещё страннее, что он, совершенно чужой мужик, просто заглянув в глаза, смог понять Антона. Его мысли и чувства, его терзания и виде́ния. И поэтому биоин решился.

– О! Шестьсот Первый! – воскликнул Семён. Власов вновь растерялся, но контроллер вдруг улыбнулся. Алые губы растянулись вширь в зарослях кучерявых и спутанных волос. – А! Не удивляйся! Я контроллер, и мне позволено чуть больше. Всего‑то.

– Я… – начал Антон и стушевался. Что говорить дальше? Но мужчина по ту сторону экрана сказал за него.

– Давай выпьем чего‑нибудь в баре на минус сто семьдесят третьем сегодня? Познакомимся.

– Это развлечение? – Власов приподнял правую бровь.

– А ты бы хотел? – Семён криво усмехнулся, понимая, что неприятен собеседнику. Потом кивнул. – Давай для начала так и будем считать, а после как пойдет…

И биоин кивнул. Он раньше никогда не посещал нижние уровни города, но, видимо, так было надо. Ведь Семён ни словом не обмолвился о настоящей цели Власова, которая и привела биоина к этому странному и непонятному мужчине. И все, что будет сказано, не обязательно знать КИРе. А это Шестьсот Первого вполне устраивало: внезапное нарушение работы и замена старого механизма, коим он себя видел, откладывалась на неопределённый срок. Человек лишь знал о его проблеме. Всего‑то…

 

***

Огромный муравейник – Атланта – даже ночью кишел молодыми красивыми мужчинами, но в других робах. Здесь, ниже сто пятидесятого уровня, превалировали специалисты технических направленностей. Робы, техи, аграры, но больше было, конечно, техов. Огромный и совершенный механизм поддерживаться ими в «живом» состоянии. И на одних роботов полагаться невозможно. Специально обученные, пронёсшие знания через много поколений, люди знали все о внутреннем устройстве Атланты. И они, как настройщики гигантских часов, скрупулёзно помогали стрелкам идти с точностью до сотых долей секунд.

Здесь, как и на верхних ярусах, во всех направлениях курсировали транспортные ленты, лифты перемещали людей в любое место. Даже в столь поздний час – одиннадцать вечера – вокруг многолюдно и оживлённо. Антон остановился напротив кричащей вывески «Территория танца. Только нижние уровни, нео‑металл, хард‑панк, ультра‑грандж, только – жесть!». Неоновая голограмма над входом изображала красивого мускулистого мужчину, яростно танцующего в лучах лазеров. Власов поморщился: он любил более спокойный отдых, медленную слегка грустную музыку, помещение, визуально стёртое полутьмой, и отгороженные от лишних глаз кабинки. Но нет смысла сейчас отвергать условия Павлова, ведь он что‑то знает об Антоне, и неспроста, видимо, выбрал это место. Впрочем, какое биоину дело, как проводят личное время жители нижних уровней?

– А! Шестьсот Первый! – Антон вздрогнул и повернулся. Тысяча Шестнадцатый выглядел ещё тошнотворней. Полутона неяркого освещения не могли растворить пятнистую постаревшую кожу. Видимо, Власову не удалось скрыть эмоции, Павлов заметил, снова широко ухмыльнулся и хлопнул биоина по плечу. – Ничего! Привыкнешь! Человек ко всему привыкает! Привык же жить в стеклянном шаре? Нам сюда, – Семён указал на развлекательное заведение. «Территория танца» зазывно махала руками дико танцующего мужчины.

Антон долгие секунды пытался подтолкнуть себя к бару, но выходило плохо. Какая‑то внутренняя преграда не пускала Власова к походу в подобные заведения, и не то чтобы он не пытался, но некая несвойственная ранее нерешительность овладела телом. Семён оглянулся на топчущегося на месте биоина и рассмеялся.

– Да не пугайся ты так, парень! Ничего криминального в нашем разговоре не будет. Пойдём, хватит мяться словно двадцатилетний! Первый шаг ты давно уже сделал. Да и сколько тебе? За семьдесят уже? Будто я не знаю… – он подмигнул. – Так чего останавливаться?