Дама под вуалью

И так как Сесилия в растерянности смотрела на него, ожидая продолжения, он начал ходить по комнате, подбирая нужные слова.

– Что вы знаете обо мне? Ничего. А я однажды уже потерял любимую женщину. Свою жену. Мы были женаты всего неделю… Она боялась морского путешествия, но я настоял на необходимости покинуть Англию, уверяя, что нам будет лучше вдали от ее родных. Мне было двадцать три, я был достаточно глуп для всего этого, как видите… – Уильям остановился и уставился в пространство невидящим взором. – Розмари утонула, Сесилия. Её смыло за борт во время бури, а я в этот момент обнимал якорную тумбу и что‑то орал, видимо, думая, что это поможет… – он резко обернулся. – С тех пор прошло почти двенадцать лет! Я пошёл в моряки специально, надеясь, что какая‑нибудь буря унесет и меня… Но, видите, я все еще в полном порядке и живу с этим грузом! И что теперь? Розалин тоже на корабле рядом со мной!

– Вы рассуждаете, как язычник, – поморщилась Сесилия и пожала плечами. – Никакого отношения теперешняя ситуация не имеет к вашей погибшей супруге, пусть хранит Господь душу её.

– Розмари из любви ко мне согласилась на путешествие, хотя ужасно боялась шторма! И я виноват в том, что случилось! Смерть принес ей я, понимаете?!

– Не вы! – повысила голос Сесилия. – Не вы столкнули ее за борт, разве не так? Или, быть может, вы старались заставить ее утонуть? Я – не моряк, но предполагаю, что прыгни вы тогда за борт – это бы никак не спасло бедняжку.

– Но сейчас, когда я питаю нежные чувства к Розалин, мне не становится спокойнее! Потому что впереди больше полутора месяцев пути! Кто знает, что там будет?! Если я вот так потеряю и ее…

– Вы говорите, как антихрист! Во всем странные знаки видите! Тогда бы ушли из моряков, а не оставались делать карьеру! – упрямо сказала пожилая служанка. – Лучше вам поговорить с Розалин и объяснить все это так, как вы сейчас рассказываете мне.

Уголки губ Уильяма дрогнули:

– Это все равно тупик, вы ведь понимаете. Это как раз то, о чем я и пытался ей сказать… По прибытии в Англию нам придется расстаться. Может, лучше сделать это сейчас?

– Да вы просто трус! – горько усмехнулась Сесилия.

– Я не хочу внушать Розалин ложные надежды!

– Откуда в вас вообще уверенность, что к концу этого путешествия вы все еще будете ей интересны? Ей и семнадцати нет, много ли надо, чтобы влюбиться даже в вас? – она смерила его взглядом. – Будьте же мужчиной, не огораживайтесь авторитетом графа Деберье, которого вы даже не видели ни разу. А теперь спите… Если уснете!

И она вышла из каюты, демонстративно хлопнув дверью.

 

 

********

 

– Доброй ночи, миледи, – сказала Марион, располагаясь поудобнее в узком потертом кресле.

Анна‑Мария, стоявшая возле небольшого зеркала в углу комнаты, обернулась:

– Что ты намерена делать?

– Немного посижу. Так безопаснее. Я потом посплю, в дороге.

– Очень боишься?

– Нет, – спокойно ответила Марион. – В моей жизни, наверное, уже всякое было. Я беспокоюсь за вас.

Анна‑Мария медленно села на кровать и расправила по плечам пряди вьющихся светлых волос.

– Спасибо. Но, наверное, не стоит…

– Извините, я все же буду караулить, – и бывшая постоялица мадам Невер всем телом развернулась к двери, демонстрируя свою внимательность.

 

…Более двенадцати часов назад они покинули Париж. Экипаж, запряженный парой крепких лошадей под управлением все того же Гийома, который согласился доставить обеих путешественниц до самого Руана, преодолел довольно приличное расстояние за этот отрезок времени, сделав все лишь одну остановку на отдых. Ночь застала путешественников недалеко от Вернона, и кучер настоял, что полноценный сон требуется и людям, и лошадям. Супруга хозяина постоялого двора приготовила ужин и отдала девушкам лучшую комнату. Гийому же постелили на кухне, так как он пожелал иметь возможность ночью проверить конюшню.

 

– Миледи, вы не спите? – спросила Марион через четверть часа.

– Нет, – донеслось со стороны кровати. – А что?

– Я вдруг подумала… – она, не вставая с места, попыталась рассмотреть луну за окном. – А как вы до этого ездили одна? Вам не было страшно?

– А почему ты решила, что я вообще ничего не боюсь? – судя по голосу, на губах Анны‑Марии появилась улыбка, которую нельзя было увидеть в темноте. – Я тоже испытываю страх в той или иной мере. Это нормально. Даже животные боятся.

– Ах… Мне просто показалось…

– …Ты, верно, видела, что я держу при себе нож…

– О, конечно! А еще я перед отъездом слышала о том, как вас пытался ограбить Кинжальщик…

– …Но ты могла не обратить внимание, – упрямо продолжала Анна‑Мария, – что, договариваясь с хозяином этого дома об оплате, я, как бы случайно, продемонстрировала наличие у меня оружия и пошутила на тему спокойных ночей…

– О! – с заметным восхищением прошептала Марион. – Я и правда не заметила.

– Я прибегаю к мелким сигналам, чтобы предупредить о том, что не так беззащитна, как может казаться. Если кто‑то нечист на руку и находится, к примеру, в сговоре с людьми, грабящими и убивающими одиноких путников, то будет понимать риск. Я осознаю, что это ничего не гарантирует, но хотя бы позволяет мне управлять моим страхом, когда я начинаю взвешивать опасность.

– О, Боже, – выдохнула Марион. – Вы восхитительны!

– Не я, – сдержанно отозвалась девушка, поправляя подушку. – Но человека, благодаря которому мои жизнь и честь еще со мной, в живых уже нет. Доброй ночи!

 

Марион, как и обещала, спать не легла. До самого утра она сидела в кресле, периодически погружаясь в дремоту, и старалась следить за всеми звуками, которые касались ее слуха. Ближе к рассвету она уловила отчётливый конский топот, приглушенные голоса, скрип ворот хлева, где находились лошади, а затем внизу запахло яичницей. Девушке хватило спокойствия не будить свою госпожу: по всей видимости, новый жилец после трапезы отправился спать, так как хлопнула одна из дверей по соседству, и потом воцарилась тишина.