Дама под вуалью

Текст ее письма был коротким, и закончила она быстро. Промокнув чернила, девушка тщательно сбрызнула духами белый конверт, и спрятала в него послание. Затем съела несколько штук печенья, запив их водой из стоявшего на окне графина, и вышла.

– Месье Жардо! – заколотила она ладонью в дверь комнаты хозяина, расположенной на первом этаже. – Вы дома?! Это Анна‑Мария!

Внутри раздался кашель и чьи‑то шаги, затем на пороге появился седой старик, который горбился и подслеповато щурился, но, узнав свою жилицу, внезапно перестал изображать немощность и выпрямил спину.

– Миледи… вернулись?

– Ненадолго, – девушка протянула ему конверт и монету в пять франков. – Месье Жардо, тут как обычно. Завтра отдадите это Жилю на площади Шатле, он доставит адресату. Только, пожалуйста, в первой половине дня.

– Конечно‑конечно, все сделаю, не волнуйтесь, – закивал тот и хитро улыбнулся: – Надеюсь, получатель сего конверта достоин того внимания, которое вы на него тратите… И вы же помните, миледи, что я глух, слеп и нем. Я совершенно не запоминаю лица и обычно не вижу, кто и когда навещает моих жильцов.

– Конечно, месье Жардо, благодарю, – ответила Анна‑Мария с легким кивком головы и вернулась к себе.

 

…Начинало темнеть, когда она вышла из дома, по‑прежнему скрыв большую часть своего лица под вуалью, и поспешила на то место, где ее должен был ждать фиакр Гийома. Тот о чем‑то дружно болтал с уличным торговцем, уже торопящимся домой, но при виде известной ему дамы, распахнул дверцу экипажа.

– Добрый вечер, миледи. Куда едем на этот раз?

– В Ситэ.

– В… Ситэ? – опешил кучер. – Сейчас?

– Да.

– Быть может… – начал он, но Анна‑Мария не дала ему высказать мысль.

– Если ты боишься, я отправлюсь одна, – произнесла она сдержанно. – Тогда высади меня на мосту.

Не найдя слов для возражения, кучер лишь пожал плечами и запрыгнул на свое место. Экипаж, запряженный парой крепких гнедых, помчался по улицам вечернего Парижа.

Гийом не зря поддался страху при мысли о том, куда предстоит держать путь. Остров Ситэ был местом скопления всех городских пороков, и даже представители правопорядка не рискнули бы отправиться туда в одиночку. Тесные грязные улочки, забитые продажными женщинами, лавки угольщиков с зарешеченными от воров окнами, кабаки, где поножовщина не была редкостью, бесконечные ряды попрошаек… В Ситэ можно было найти исполнителя на самую грязную работу, но также и распрощаться как с деньгами, так и с жизнью, если сделать хоть один неверный шаг. Однако, судя по спокойному голосу дамы под вуалью, она ничего не опасалась. Что бы это могло значить?

С этой тревожной мыслью Гийом остановил фиакр сразу после моста Менял.

– Миледи, – сказал он, открывая окошко. – Прибыли…

– Хорошо. Спасибо.

– Что вы хотите сделать, позвольте спросить?

– Мне нужна одна из тех женщин, которыми, к несчастью, наводнены улицы, – ответила Анна‑Мария, однако сочувствия или грусти в ее голосе не улавливалось.

– Вы хотите пойти одна? – осторожно спросил кучер.

– Я не боюсь… Или, что вернее, отказаться от своих намерений не могу.

– Тогда позвольте отправиться мне! – выпалил Гийом и сам испугался своей смелости.

– Не могу отпустить туда порядочную даму, – прибавил он через мгновение, видимо, чтобы поддержать собственный настрой, и, к его растерянности, возражения не последовало.

– Хорошо, – согласилась Анна‑Мария и добавила: – Если кто‑то из обитателей ночного Ситэ попытается остановить тебя, говори, что ты по поручению дамы, которая хорошо платит тем, кто выполняет для неё работу. По моим сведениям, эти люди ценят только две вещи: грубую силу и щедрость…

– …Как скажете… – выдавил Гийом, мысленно костеривший себя за излишнее благородство. – Кого же мне надо будет там спросить?

– Найди мне среди уличных женщин одну, подходящую по условиям: на вид не старше девятнадцати лет, со светлыми волосами… Насколько это возможно выглядящую лучше своих компаньонок и пока еще производящую достойное впечатление.

– То есть, – старый кучер потер массивный подборок, – не сильно испорченную улицей блондинку… И что ей сообщить?

– Приведи сюда. Хочу предложить ей заработать.

– А вы… останетесь здесь одна?

– Не волнуйся, Гийом. Я в состоянии за себя постоять… – ответила Анна‑Мария и под вуалью промелькнула слабая улыбка.

 

 

*******

 

Около двух лет назад.

 

Графу Шарлю Деберье было шестьдесят три года. Больше тридцати лет назад он овдовел, а последние восемнадцать и вовсе жил в одиночестве, так как единственный сын предпочел имя, наследство и неустойчивую послереволюционную атмосферу Франции женитьбе на англичанке и побегу в Вест‑Индию. Старый граф долго хранил в душе надежду на возращение Антуана в Париж, но тот, видимо, таивший на отца обиду, и не думал этого делать. Тем не менее, вопреки слухам, граф не мог заставить себя отречься от единственного сына, и щедро платил судовладельческим компаниям за то, чтобы команды побывавших на Барбадосе кораблей, собирали любую информацию о семье молодого виконта и о нем самом.

Когда в Париж пришло письмо от английского моряка Роджера Элфорда, сообщавшего о кончине Анны Элфорд‑Деберье – супруги виконта, трагически погибшего четырьмя годами ранее, – старый граф уже знал эту новость и готовился оплатить отдельную экспедицию в Вест‑Индию, чтобы вернуть в Европу единственную внучку.

Все совпало как нельзя кстати. Было решено, что Розалин в компании преданной служанки прибудет в Британию на корабле своего дяди, а затем все трое должны были отправиться во Францию.

Дни сменялись один за другим. Графу становилось все более не по себе. Он прислушивался к звукам на улице, вздрагивал от каждого дверного звонка и пытливо рассматривал любое приходящее письмо в ожидании вестей, но их не было. Что‑то точно шло не так.