Девять абортов до. Или история одной жизни
– Возможно, но мне трудно вспомнить что‑либо подобное из своего детства. Раз уж мы заговорили обо мне, то думаю, вам нужно знать про мою проблему. Когда я обратился к психотерапевту во время обучения в институте, мне казалось, что причин для беспокойства у меня нет и мои посещения психолога лишь часть программы обучения. Но в процессе терапии неожиданно выяснилось, что некоторые эпизоды моей жизни стерты из памяти. Причину этой амнезии мы до сих пор не выяснили, но факт остается фактом. Мой психолог предположил, что у меня произошло травматическое событие в прошлом, которое я боюсь вспомнить, и этот страх парализует некоторые связанные с ним периоды жизни, – прокомментировал Рафаэль.
Возникла пауза, во время которой казалось, что Артур Маркович размышляет над словами Рафаэля пытаясь найти взаимосвязь с историей Танвира. Он смотрел в окно, и взгляд его был устремлен куда‑то далеко, за пределы реальности, которая вмещала их обоих, как казалось Рафаэлю. Он пристально смотрел на Артура Марковича, пытаясь понять, о чем он думает. Так продолжалось несколько минут. Тишину прервал Артур Маркович.
Не переводя взгляд, он спросил, как будто рассуждая сам с собой: – Интересно, что вы сами думаете по поводу Танвира и цели его обращения к вам за помощью?
Рафаэль немного растерялся, потому что не понял, к кому обращен вопрос. Нужно ли ему отвечать или это просто размышления Артура Марковича вслух. Но решил, что не стоит молчать, чтобы не выглядеть глупо, и ответил:
– С позиции здравого смысла я могу предположить, что спустя какое‑то время ситуация прояснится и все встанет на свои места. Но порой мне все это кажется каким‑то психологическим триллером, как будто наши встречи – это часть тайного ритуала. Особенно, когда мы встречаемся глазами, я как будто в них тону. Начинаю видеть бескрайнюю пустыню, которая затягивает меня в свои зыбучие пески, а я в панике начинаю выкарабкиваться. Мурашки, бывает, бегают по телу, – сказал, вздрогнув Рафаэль.
– Ну что же, тогда будем ждать, что будет дальше, – проигнорировав вариант с ритуалом и выбрав интерпретацию здравого смысла, подытожил разговор Артур Маркович. На этих словах он закрыл свою тетрадь и посмотрел на время.
Время, отведенное на консультацию, подошло к концу, и Рафаэль, расплатившись, вышел из кабинета. Они договорились с Артуром Марковичем на еженедельные встречи для того, чтобы помочь Рафаэлю выстроить терапию с Танвиром. В психологии такие консультации с более опытным психотерапевтом называются супервизиями. Рафаэль вышел на улицу и направился в сторону метро.
III. В отсутствие свободы
Через неделю Рафаэль приехал на встречу с Артуром Марковичем с опозданием на двадцать минут.
По дороге на встречу вернулись сомнения по поводу целесообразности в этих встречах. Внутри буйствовали раздражение и агрессия. Рафаэль сильно нервничал, но не понимал причину своего напряжения. Он чувствовал, как кровь кипит в жилах и пульсирует в висках, ему хотелось с кем‑нибудь подраться. Он представлял себе, как избивал бы человека. Этот гнев как будто расплавлял его изнутри и в какой‑то момент он неожиданно для себя почувствовал, как расщепляется надвое. Одна из частей как будто стала отдаляться и превращаться в сгусток энергии или сущность, наполненную злобой и ненавистью. Вторая же часть, оставшаяся внутри, дрожала от жуткого страха в ожидании расправы, ей хотелось спрятаться или стать невидимой, но бежать было некуда. Со всей ненавистью эта злобная отдалившаяся субличность теперь нападала на самого Рафаэля. Это выражалось в виде ядовитой самокритики, которая вызывала невыносимое чувство вины за негативные эмоции и мысли по отношению к другим людям, которые он испытывал несколько минут назад. Он критиковал свою неадекватную агрессию, считая, что настоящий психолог такой распущенности себе бы не позволил. А значит, он не настоящий, и тогда его нужно уничтожить.
Будучи в возбужденном состоянии он не заметил, как добрался до места. Лишь на секунду он смог вернуться в реальность и отвлечься от внутреннего самоуничтожения, чтобы сориентироваться в пространстве. Убедившись в правильности своего местоположения, он снова продолжил истреблять все несовершенное в своем внутреннем мире. Другая же часть Рафаэля, слабая и беспомощная, которая подвергалась нападению, пыталась предотвратить собственную аннигиляцию, пытаясь игнорировать самокритику и чувство вины. Эта не имеющая права на существование часть Рафаэля защищалась, ведя бесконечный внутренний диалог, отвлекая себя от раздавливающих чувств и отравляющих эмоций.
– Если я опаздываю, – думал Рафаэль, – значит, какая‑то часть меня против таких встреч.
– Но ведь я сам пришел к нему за помощью? Почему же теперь сопротивляюсь тому, ради чего я здесь?
– Может это моя интуиция, которую я никогда не слушаю, предупреждает меня о шарлатанстве всей это псевдонауки? Может все это бросить?
– А может, просто я сам безнадежный психолог, самозванец, который пытается найти оправдание своей некомпетентности, перекладывая вину на других?
– Или вопрос в деньгах? Их мне всегда критически не хватает, потому что я занимаюсь не своим делом! Эта профессия не приносит мне достаток! Мне нужно найти что‑то другое. Мне кажется, я сам себя обманываю. И за этот удобный самообман мне еще приходится платить, лишь бы не покидать зону комфорта! Может бросить все к чертям собачим? Ну, или, как минимум, прекратить тратить деньги на этого Артура Марковича. Можно просто слушать Танвира, он же не просит меня интерпретировать его истории.
– Нет, я не могу себе позволить быть проходимцем. Я должен помочь Танвиру, он ведь рассчитывает на меня! А вдруг спустя время он спросит, что я думаю по поводу его случая и всех его историй. Что я ему тогда скажу? «Вы знаете, Танвир, у меня в голове облачность и туман, когда вы рядом. Когда наступит ясность в моем уме, тогда я смогу подумать о вашем внутреннем конфликте и сказать, в чем его причина, но когда это наступит, я не знаю. Поэтому вы пока ходите ко мне, не задавая никаких вопросов, и рассказывайте мне ваши бессмысленные истории, при этом не забывайте платить». – Если я ему так скажу, то он точно произнесет какое‑нибудь заклинание и мне конец. Или прямо в кабинете заколет меня как жертвенного барана с помощью спрятанного за спиной кинжала, – думал Рафаэль.
Воображение Рафаэля рисовало сцену крайне жестокого насилия, борьбу и страх проиграть и быть убитым и, почему‑то, съеденным Танвиром.
В таком возбужденном и накрученном состоянии, весь вспотевший и уже изрядно измотанный, Рафаэль ворвался в кабинет Артура Марковича. Поздоровавшись, он быстро сел в кресло и постарался отвлечься от своих токсичных мыслей, чтобы избавиться от сильного чувства страха и ненависти. Из‑за опоздания времени на терапию оставалось мало и, зная, что все равно придется заплатить полную стоимость, Рафаэль хотел как можно быстрее рассказать историю, услышанную от Танвира, чтобы начать обсуждение мотивов его визитов и эффективных методов терапии. Погрузившись в воспоминания, Рафаэль уже было начал говорить, но Артур Маркович его перебил.
– Вы опоздали на 20 минут, – задумчиво произнес наставник. – Мы с вами знаем, что это символ бессознательного сопротивления, но я хотел бы спросить вас: «Что вы об этом думаете?».