Дикие питомцы
07.09.16 16:56
От кого: nancyomalley@magd.ox.ac.uk
Кому: irisirisiris@gmail.com
В общем, у меня похмелье. Мутит, как в автобусе до Лурда.
Ужин после семинара прошел паршиво. (Кстати, я говорила тебе, что организую семинар?)
Зачем‑то влезла в спор с докладчиком. Он заявил, что эпистолярное пространство не может существовать онлайн. А я возразила, что концептуальное пространство в любом случае существует параллельно материальному миру, иногда взаимодействует с ним, но внутри его не находится. Поэтому эротическая составляющая эпистолярного пространства не зависит от физического расстояния, и не важно, кто доставляет письмо – посредник, почта и т. д.
То есть твои имейлы разносит почтальон? – спросил он.
Тогда я отметила, что время – это тоже своего рода расстояние. А любое расстояние между пишущим и читающим создает феномен отложенного удовлетворения. Все покровительственно заулыбались. И доктору Почтальону это не понравилось.
Конечно, сказал он, вы, миллениалы, слишком заняты тем, что пишете в Твиттер и выкладываете фотографии своих обедов, чтобы заводить реальные отношения с людьми…
Профессор Кеннеди задал нам сравнить предисловия, которые написал к нескольким сборникам рассказов. Он носит брюки из грубой джинсы с толстым кожаным ремнем. Впервые встречаю человека, который заправляет рубашку в джинсы.
Никогда никого не учите, говорит профессор Кеннеди. Найдите партнера, который будет вас поддерживать. Мне, например, моя драгоценная супруга сказала: «Дорогой, не вздумай устраиваться на работу в крупную корпорацию. Твое творчество – это единственное, что имеет значение».
Пол с довольным видом ерзает на стуле. Он первым на нашем творческом семинаре вызвался обсудить свой рассказ. Мне запомнилось, что протагониста тоже звали Полом. Сначала одна героиня подавала ему на подносе собственноручно приготовленный ужин, потом другая пекла для него пирог с персиками. Саша пыталась было объяснить нам, что это сатира на провинциальную Америку, но Пол отверг такое толкование.
Кеннеди говорит, что место действия значимо ровно настолько, насколько мы сами это позволяем. Мои сентиментальные чувства к Индии не имеют почти никакого отношения к реальной стране.
Пытаюсь возражать, но отрывочных воспоминаний слишком мало, чтобы доказать мою точку зрения. Итак, я помню:
1) мамин голос;
2) павлинов;
3) стекающую по беленым стенам бугенвиллею;
4) мух, жужжащих над горами теплых желто‑оранжевых манго;
5) протянутую руку нищенки, увешанную мишурой и автомобильными брелками в форме божеств.
Значит, ты поклонница Арундати Рой, отрезает Кеннеди и переходит к следующей теме. Когда вы пишете, вы затягиваете читателя в свою реальность. Ваша задача сделать так, чтобы у него не осталось другого выхода, кроме как подчиниться ее законам.
После занятия мы с Сэмом обмениваемся впечатлениями. Он пишет антиутопию о двух мужчинах на нефтяной платформе, затерянной на краю света. Я дарю ему репродукцию «Американской Готики» Гранта Вуда.
Подумала, вдруг поможет.
Сэм изучает картинку, а потом сует листок себе в карман. Там не так много пуритан, чтобы грянул апокалипсис, говорит он. Но спасибо.
В компьютерном классе Лиза с грохотом захлопывает дверцу своего шкафчика. Вам не показалось странным то, что говорил Кеннеди?
Выбрось все лишнее, отзывается Пол, не жалея. Он сидит за компьютером и ищет в интернете шпаргалки. Так и Хемингуэй говорил. Кеннеди имел в виду, что несгибаемая воля писателя начинает проявляться только тогда, когда вы отказываетесь от всяких соплей – своих сентиментальных привязанностей, например.
Слово «воля» он произносит так напористо, будто распихивает всех вокруг.
Вскоре я обнаруживаю, что в Нью‑Йорке не так много окон, из которых можно было бы выброситься. А под всеми мостами натянуты сетки.
* * *
В субботу я решаю отправиться в Бруклин. Стою в вагоне метро, неподалеку от двери, и читаю «Просто дети». На мне обалденное черное бархатное платье, похожее на костюм фигуристки. На Таймс‑сквер в вагон заходит какой‑то мужчина. Он становится позади меня, приваливается к дверям и начинает тереться твердым членом о мое бедро. Отодвинуться некуда.
Я делаю шаг влево, но он шагает следом. Уж лучше б я не шевелилась – так хоть оставалась бы иллюзия, что я могу отойти, а он за мной не последует. Он что же, полагает, что это у нас такое волнующее эротическое приключение? И от этих мыслей у него еще сильнее встает? Выходит он на Пенсильванском вокзале.
Я одергиваю юбку. Потом выхожу на Четырнадцатой, перебегаю на другую сторону платформы и еду обратно в центр. Думаю о том, как рассказать о случившемся Нэнси, какие детали опустить, какие приукрасить. Омерзительный ублюдок, вот как я его опишу. В гидрокостюме. Нет, лучше – в кожаных штанах с вырезом на заднице! Ладно, по ходу придумаю.
Считается, что, если к вам пристают, нужно вытащить телефон, заснять все и опубликовать видео в интернете. А остальное сделает Твиттер. Так говорят эксперты. Но я даже обернуться на него не смогла. И никогда не смогу.
Вечером вставляю в письмо Эзре строчку из Борхеса, которую сохранила на рабочем столе ноутбука: «Быть с тобой и не быть с тобой – единственный способ измерить время».
Пару часов спустя Эзра отвечает:
Солнечные часы, песочные часы, луна, звезды, водяные часы, церковные колокола (хотя это, вероятно, не честно, в них ведь бьют по часам?).
Растения, менструальный цикл. Обелиски, сигареты, свечи.
За жизнь: Сегодня утром Макс притащил четыре здоровенных арбуза. Пытался приготовить арбузный крюшон, как ты делала прошлым летом. На вкус получилось, как ром с арбузными косточками.
Классная фраза. Можно украсть? Правда, целиком зарифмовать ее не получится, так что придется немного подсократить.
Интересный факт: Читал тут про трансцендентальную медитацию. Оказывается, ими очень увлекался Дэвид Линч. Есть куча интервью, где он рассказывает, как они помогали ему работать над фильмами.
