Дикие питомцы

Раньше бабуля и дедуля измеряли мой рост у стенки в комнате на втором этаже. Но теперь там все безнадежно отсырело. Им остались две спальни и гостиная внизу. Чтобы размяться, дедуля ходил взад‑вперед по подъездной дорожке. А бабуля наблюдала за ним из‑за занавески.

Высокая, как эвкалипт, – сказал дедуля.

Она пошла ростом в своего отца, Нахин. И ямочки тоже от него. Бабуля ущипнула меня за щеку.

Потом рухнула в кресло, взяла с блюда карамельку и принялась гонять ее во рту. Я подсела к стоявшему в центре комнаты стеклянному столику. Сколько же тут было разных коробочек! От одной пахло тамариндом, из другой сыпались засахаренные семена фенхеля. Я сунула щепотку в рот, и они тут же позастревали у меня в зубах.

Айрис, они же пыльные. Сто лет уже там валяются.

Только посмотри на эти костлявые коленки, – сказала бабуля.

Тесс принесла из прихожей цветы, привычно потянулась за вазой.

Пока она наливала в нее воду, бабуля причитала: Этим и Самир может заняться. Ребенку нужно поесть.

Айрис, взгляни‑ка на этот красный цветок. Правда, очень красивый?

Только слегка аляповатый, верно? – подмигнула мне бабуля.

Мне подумалось, что она таким странным провокационным способом пытается со мной сдружиться. Но когда я позже поделилась этой мыслью с Тесс, она на несколько дней перестала со мной разговаривать.

 

10 августа 2011

Тесс не разрешила мне пойти на похороны дедули, потому что его сжигали на погребальном костре. Я сидела в квартире и раскладывала пасьянс. Тишину за ужином нарушало только жужжание висевшего над столом вентилятора. Бабуля есть отказалась, но потом все время таскала кусочки роти с тарелки Тесс. И выносила ей мозг из‑за Рэя.

Какой пример ты подаешь ребенку? Они с Тесс обменялись взглядами.

Мам, он ушел шесть лет назад.

Я просто спрашиваю, что же ты будешь делать.

Даже не знаю. Покупать лотерейные билеты. Подметать опавшие листья. Курить, пока не посинеет воздух. Пить абрикосовый бренди в ванне и смотреть, как сморщиваются пальцы на ногах.

Я уставилась в тарелку, в луже мангового соуса бился в агонии комар. В прежние времена британцы, отправляясь играть в гольф, одних местных ребятишек нанимали носить за ними клюшки, а других – служить обмазанной джемом приманкой для комаров. В итоге самих игроков насекомые не кусали, а мальчишкам после игры позволялось унести на себе весь джем домой, своим семьям. Не знаю, правда, как они после его с себя соскребали. Интересно, переставали ли они чувствовать боль после пятого или шестого укуса? Или с каждым новым только сильнее предвкушали, как будут есть сладкое?

Тесс тоже заметила комара. Бабуля сплюнула в носовой платок и затряслась в приступе кашля. Тесс раздавила комара салфеткой и скатала в шарик. Я посмотрела на чайную ложку. Отраженная в ней тусклая лампочка была похожа на луну.

 

7

 

На творческом семинаре мы по‑прежнему присматриваемся друг к другу, еще не все принесли для обсуждения свои работы.

Еще мы выбираем, на кого из героев литературных произведений хотели бы быть похожими. Я говорю, что хотела бы походить на манекенщицу из рассказа Джин Рис.

К тому моменту, как лист с графиком обсуждений доходит до меня, место остается только на следующей неделе. Я вписываю свою фамилию и внезапно чувствую, что у меня онемела левая половина лица.

Пишу Нэнси, что, кажется, у меня случился инсульт.

Нэнси отвечает: Ты что, почувствовала запах подгоревших тостов? У меня сто раз такое бывало, и все время оказывалось, что это и правда подгорели тосты.

Звоню Рэю. Он говорит, что все равно давно пора было зарегистрировать меня в Американской системе здравоохранения.

О здешней медицине можно говорить что угодно. Но, по сути, она что‑то вроде Швейцарии: великолепна, если тебе по карману.

 

На МРТ в понедельник я отправляюсь вместе с Лекси. Мне велят надеть больничную сорочку. Лекси отводит глаза, а потом садится рядом с томографом и утыкается в «Вог». Врач вручает мне беруши, но почему‑то не предупреждает, что внутри все равно будет ужасно шумно.

Я лежу в трубе уже минут десять, когда Лекси вдруг бесстрастно замечает – какие у тебя с такого ракурса худые бедра.

Я начинаю безудержно хохотать. А электронный голос произносит: пожалуйста, постарайтесь не шевелиться.

 

Через несколько дней приходит имейл от Рэя. Тема: поговорил с врачом, так как ты вписана в мою страховку. Никаких нарушений не обнаружено. Давай рассмотрим другие варианты.

В теле письма ссылка на статью о взаимосвязи между талантом и психическими расстройствами. Рассказываю об этом Эзре, а он в ответ хохочет.

Отсмеявшись, выговаривает – извини, просто как‑то не ожидал. Так что, у тебя психическое расстройство?

Что за возмутительный вопрос! Уж он‑то должен знать, что никакого расстройства у меня нет.

Тебе не обязательно жить в моей голове, отвечаю я.

Эзра стирает полосу пыли с моего лица на экране и говорит – голова вроде та же, что и несколько недель назад.

 

* * *

 

После творческого семинара мы идем в «Закусочную Тома». Левая рука у меня как будто спит. Я укладываю ее на колени, в пальцах покалывает. Заказываю веганский бургер, стакан воды и слушаю, как все обсуждают убийство Кита Л. Скотта и протесты в Северной Каролине.

Он держал в руках книгу, возмущается Конрад. Бэсси начинает перечислять всех убитых полицейскими безоружных темнокожих. В горле у меня застрял какой‑то комок, и я барабаню пальцами по шее, надеясь, что от этого он растворится. Потом прошу официантку принести мне еще воды, и та беспомощно оглядывается на моих спутников.

Кувшин воды, пожалуйста, повторяет Сэм.

Ах, воды, с облегчением вздыхает она.

Я бросаю Сэму благодарный взгляд. Трудно быть иностранкой!

Дело не в акценте, заверяет Сэм. Просто ты слишком тихо говоришь.