Дикие питомцы

В те дни, когда у меня занятия, я работаю в компьютерном классе. Сэм тоже часто тут бывает, потому что его соседка по квартире просто чокнутая. Он носит мне стаканчики с пахнущей хлоркой водой из кулера в коридоре. А выходя покурить, всегда спрашивает – захватить тебе что‑нибудь? «Орео»? Конфетки? Еще он кидает мне ссылки на американские рассказы, которые все местные ребята прочли еще в школе. И пересылает свою переписку с нашими однокурсниками с пометкой «ВСЕГДА СОВРЕМЕННО И АКТУАЛЬНО». Бэсси подсчитал, что степень магистра изящных искусств обойдется нам в 167 долларов в час. Утром я лежала на полу и целых два часа не могла заставить себя подняться и раздернуть шторы. Тесс сказала бы, что это лень. Эти два часа стоили 334 доллара. Конрад постит статьи из «Нью‑Йоркера» и «Атлантик» и предвыборный ролик Хилари Клинтон, где девушки смотрятся в зеркало под нарезку высказываний Трампа. Реми обновляет свой «Дневник Писателя». Сон: шесть часов. Спорт: один час. Мясо, секс, кофеин, алкоголь, порно: ноль часов.

Мне хочется переслать переписку Эзре, но он слишком многого не поймет. Открываю Спотифай. Эзра слушает Ника Кейва. Тоже его включаю. И перечитываю его последнее письмо.

 

28.09.16 21:04

От кого: ezramunroe@gmail.com

Кому: irisirisiris@gmail.com

Трансцендентальная медитация меня разочаровала. Оказалось, нужно нанять своего личного гуру, чтобы он разработал для тебя персональную мантру. Это слово, которое после никому нельзя говорить, не то оно потеряет свою… силу? Просто умора. Я за такое и цента не заплачу. Еще выдадут что‑нибудь вроде «пицца». Лучше уж сам что‑нибудь придумаю.

Я считаю, это совершенно нормально, не говорить всем и каждому, что у тебя есть парень. В конце концов, ты – девушка с британским акцентом, которая учится в преимущественно мужской группе, так что это даже полезно. Я и не ждал, что ты станешь писать о наших отношениях у себя на лбу.

И что же тут удивительного, что народ скептически реагирует, когда ты говоришь, что я солист в группе? Я бы на твоем месте вообще об этом помалкивал.

Расскажешь, когда мы прославимся. А пока говори, что я участвую в боях без правил.

 

Когда в Скайпе сбоит камера, Нэнси начинает обсуждать меня со своими рыбками. Они очень симпатичные, золотистые, но при этом какие‑то потрепанные, как будто постоянно друг с другом дерутся.

Слыхали, ребята? – спрашивает она.

Сначала я думаю, что она меня не слышит, потом понимаю, что слышит, и тогда выключаю микрофон и начинаю ей подыгрывать. Так спокойнее, к тому же теперь она тоже не знает, слышу я ее или нет.

Мы часто играем с ней в такую игру: Нэнси вдруг останавливается на полуслове и замолкает, но губы ее продолжают шевелиться. Не поверите, что этот ублюдок сказал потом, – читаю я по губам.

Нэнси, говорю, я тебя не слышу. По ходу, Скайп завис.

В школе мы вечно дурачились перед камерами наблюдения. От основного здания к спортивным площадкам вел подземный переход, чтобы ученикам не приходилось переходить дорогу. Мы становились на край откоса и начинали спускаться, двигаясь, как в замедленной съемке. Я воображала, что бултыхаюсь в густом растворе, в стеклянной колбе, – грудная клетка, брюшко… Обычно кончалось все тем, что из школы присылали мастера чинить камеру. Это единственная игра, из которой я всегда выходила победителем. Кто‑нибудь обязательно начинал ржать, и все остальные тоже раскалывались. Но мне удавалось себя загипнотизировать, и я потом до конца дня ходила, как в трансе. Правда, когда я пыталась проделать тот же фокус одна, мастера никогда не присылали.

Мы с Нэнси рассказываем друг другу, как любили развлекаться в детстве. Она училась в монастырской школе и лучше всех умела играть в игру «Айда к монахиням!». Монашки жили в отдельном здании, стоявшем на другой стороне поля, приближаться к нему строго воспрещалось. Но самые отчаянные ученицы умудрялись удрать из школы и забраться к ним через окно. Тем, кого застукают, грозило исключение. Но Нэнси никогда не ловили.

Оказывается, Нэнси начала встречаться с парнем по имени Пирс. Он часто водит ее в японскую кондитерскую «Минамото» и там угощает кингё – розовыми и зелеными шариками виноградного желе, внутри которых плавают золотые рыбки. Пирс пишет книгу о формах эпистолярных обращений в литературе девятнадцатого века. Нэнси познакомилась с ним на конференции. Он делал доклад о письмах Эдварда Лира. А в последний день представил ее всем как свою девушку. Ему сорок семь. И полное имя его Пирс Тэлби‑Браун. Я сразу же бросаюсь гуглить.

Не доверяю людям, у которых в сети только черно‑белые фото. Вид у Пирса холеный. Светлые волосы зачесаны со лба. Тонкие губы кривит усмешка.

Полагаю, это его лучшая фотография? – спрашиваю я.

Ой, ну конечно, все должны ориентироваться на твой вкус, огрызается она.

Я пожимаю плечами. У нас с Нэнси разные критерии. Ей повезло, она способна влюбляться в мужчин только за то, что они умные.

Я пересказываю ей, что Кеннеди говорил о своей жене, а она фыркает.

Твой Кеннеди – тот еще ходок. Он целый семестр преподавал в Тринити‑колледже. В смысле, в том, который в Дублине. И моя подруга Ниф сказала, что как‑то вечером он приставал к ней в «Дойлс».

Ты просто не слышала, как он рассказывает о своей жене, возражаю я.

Зачем бы Ниф сочинять?

Я не собираюсь спорить с Нэнси. Романтизм ей забыли вложить при сборке.

Оказывается, доктор Почтальон нажаловался ее научнику, что она агрессивно вела себя на семинаре.

То есть в работах им моя прямота нравится, говорит Нэнси. Но не дай бог я открою рот.

Она нервничает, потому что у них с Пирсом вскоре намечается первый секс. Я советую ей купить новое нижнее белье. И посылаю ссылки на комплекты от «Agent Provocateur».

Нэнси разглядывает их и морщится. Такое только ты можешь носить, говорит она. У тебя сисек нет.

Рассказываю ей, что перед отъездом в Нью‑Йорк Эзра подарил мне золотой кулон с изображением Богоматери. (Он сказал – ты не обязана его носить.)

Покажи, требует Нэнси. Я придвигаюсь к экрану, и висящий на моей шее кулон кружит перед камерой. Это же чудесный медальон, охает Нэнси. Даже странно, что твой мужик не сказал: теперь Пречистая Дева приглядывает за тобой. Я все понимаю, церковный хор есть церковный хор. Но Эзра даже служкой не был. Я говорила тебе, что у нас за входной дверью стоит купель со святой водой?

Мы смотрим «Уитнэйл и я» и пьем водку, разбавленную витаминным напитком. Нэнси видит, что у меня он малиново‑яблочный, и зеленеет от зависти. Она три супермаркета обошла, но так и не смогла такого найти. А мне Линдси оставила за холодильником целый ящик. Я начала составлять список всех поступков, за которые мне нужно ее поблагодарить, потому что не хочу делать это больше одного раза.

Пялюсь на Ричарда Э. Гранта.

Фу, извращенка, говорит Нэнси.