Дневник лесного янгире
– Этот тип заслуживает, чтобы я его навещал и ты зря меня осуждаешь…
– Он сделал тебе что‑то плохое?
– Не только мне… Он многим сделал плохо. Профессия у него была такая.
– Не хочешь рассказать мне о нем?
– Зачем тебе эта информация?
– Я очень любознательный…
– Надеюсь, тебе не за это нос сломали?
– Нет… ‑сказал я и отвернулся.
– Ладно, друже, не обижайся. Ты думаешь, я аморальный тип? Не аморальней, чем тот сын шлюхи, что лежит там под землей…
– Кто он такой?
– Его звали питбуль… Не знаю почему ему дали такую погремуху… К слову, у меня на соседней улице жил поц и в криминальных кругах его звали Князь. И уж чего он там был князь, я не в курсах! Скорей, обоссанных подъездов! Но сейчас не об этом… Вполне может быть, что называли того парня питбулем за внешнее сходство с бойцовской собакой и его фирменную татуху… Но я буду называть этого членососа –свинобулем. Так гораздо лучше подходит! В общем, герой той могилы, с юных лет занимался боксом, впоследствии имел награды с соревнований, что только повышало его невьебенное чсв. Один удар и его противник в ауте. Мозга не имел, но кулачищи были с твою голову и он умел ими мастерски пользоваться… Боялись его в нашем городе люто. Для него не было никаких законов и правил, для него существовал лишь один закон –сила и готовность убивать.. –парень закурил. –Дрался он всюду, чуть что, поднимал руку и плевать ему было, кому становиться жертвой его каменных кулаков. Молодой спортсмен – любитель или ветеран В.О. войны… Никто не смел стоять у него на пути. Эта его гнилая звериная черта понравилась местным браткам и они позвали его в свою бригаду, вместе делать гуап. Парень рос, оставляя за собой реки крови…
– А полиция чё?
– Наивный ты… Мусора, они все продажные… Заплати мусору и он будет молчать, даже если твою мать будут убивать… Он пришел на службу не закон защищать, а кэш зарабатывать и пользоваться всеми благами, что на его долю выпадают.
– Тебе удалось с этим бандосом как‑то пересечься?
– Было… В солярии… Я мутил с одной растаманкой и она сказала, что я чересчур бледный. На дворе была зима и мне пришлось пойти позагорать в солярий. Когда я вошел туда, я увидел его спину. Он обтирался полотенцем. Во всю спину был наколот бойцовский пес. Когда он обернулся, увидев меня, с голым торсом, он рявкнул, что у меня уродливое тело, как у дистрофика. Когда он уходил из комнаты, то задел меня плечом так сильно, что я отлетел и ударился об стенку.
– Ты промолчал в тот момент?
– Как и все, кто сталкивался с этим свинобулем, я решил перетерпеть… Я видел его глаза. Полные презрения ко всякой живой твари. Он всем своим видом давал мне понять, что я ничто. Насекомое. А он – хозяин жизни. Все видели это и все терпели, потому, что боялись этого животного… Я дал себе слово помочиться на его могиле.
– И в этом весь конфликт? Ты злишься после того случая?
– Слушай дальше, друже… Мой отец выстрелил себе из пистолета в рот, когда его малый бизнес накрылся стараниями банды свинобуля. Этот ублюдок погубил жизнь многим людям, причинив им горе. Для того, чтобы сделать себе карьеру, он разрушил карьеру сотням людей… Но знаешь, этим чертовым миром до сих пор правит грубое, животное насилие и от него не избавиться гуманным методом. В один прекрасный день нашелся тот, кто не захотел терпеть. Тот, кто всем сердцем жаждал пустить кровь бандиту за его поступки… «Не терпила», как все остальные! А ведь не появись на горизонте этот – «не терпила», сидел бы сейчас свинобуль где‑нибудь в думе… Ездил с мигалкой…
– И что было дальше?
– Свинобуля нашли в лесу прошлой осенью. На его теле было обнаружено 167 ножевых ранений, представляешь? «Не терпилу», что расписал бандоса, как свинью на бойне, не нашли… Он просто исчез, а эту падаль хоронили здесь на кладбище, в день, когда хоронили моего отца. У него была скромная могилка, мы еле‑еле наскребли денег, чтобы его кремировать и предать земле. А на похороны свинобуля приехали десятки черных геликов. Играл оркестр. Кто‑то выстрелил из автомата. Его предали земле, как героя войны, мать его… И поставили огромный дорогой памятник. И скажи мне, что все это стоит теперь, когда друзья и родственники героя моего рассказа, приезжают к нему на могилу и видят чьи‑то испражнения… Что они чувствуют? –улыбается парень какой‑то сумасшедшей улыбкой.
– Ты считаешь, что родственники тоже виноваты?
– Да, я так считаю… Они сделали его таким, не смогли остановить и пусть тоже платят в таком случае. Когда я в стороне видел, как мать этого подонка, плачет из‑за чьих‑то фекалий на венке, я получил нечто среднее между оргазмом и опьянением. Такова жизнь! Этот ублюдок получал удовольствие, когда унижал и отбирал у людей последнее, а я получаю удовольствие, когда лью золотой дождь на его могилу…
– Что такое золотой дождь?
– Ты не знаешь, что такое золотой дождь?
Я покачал головой. Он хотел что‑то сказать, но передумав, просто плюнул на землю. Я спросил:
– Но все же, наверное, это не очень правильно…
– А знаешь друже, больше ты меня в ближайшее время навряд ли тут увидишь…
– Почему?
– Меня в армейку забирают.
– Попадалово… И как? Идти хочешь?
– О нет, я бы лучше здесь и дальше смотрел на девичьи задницы, чем там на мужские… Никакого удовольствия.
– Только поэтому не хочешь?
– Не только… Не хочется мне в армию, тем более нашу. Меня в Ковров отправляют, говорят там жара… Если бы мать дверь им утром не открыла, ничерта не было бы… Повестку сунули бляди, я подписал, теперь никуда не деться… Не знаю, каким я приду оттуда. Кстати послезавтра, проводы. Если хочешь, приходи! С девочками познакомлю. У Марвэлла всегда самые топовые телки города!
– Да не, ты чё? Меня предки не отпустят ни за что на свете.
– Да хорош тебе предков слушать. Ты пацан уже взрослый! Тебе давно пора начинать половую жизнь. ‑улыбается он. ‑Сколько можно быть девственником.
Я улыбаюсь в ответ.
– Ну ладно. ‑говорит Марвэлл. ‑Прощай, бро. Может увидимся, в этой или другой жизни. Будь только постарше в следующий раз. Постарайся.
Ручкаемся, а я в этот момент думаю, увижу ли я его еще или он так и останется в архиве моих мыслей…
Стафф
