Эйвели. Часть первая

И вошёл Алдартент под полог леса и прошёл по нему до чёрных гор, где среди чащи и камней жила Нуа. И встал в краю её и сказал, что люди прислали его. И спросил Алдартента голос, что был отовсюду: прислали дар или жертву? Эу же сказал – Алдартента. И вышла Нуа к нему, чтобы посмотреть на него. И устыдился эу дерзости своей, ибо была Нуа подобна звёздной ночи, с глазами в два чистых неба, и подобно Аэн журчал голос её. И спросила его Нуа, кто он и откуда, и зачем пришёл в дом её? И сказал ей Алдартент всё как есть. И смеялась Нуа, и провела его в дом свой, и напоила вином и хмелем. Когда же погас стыд на лице Алдартента под взором Нуа, приняла она вызов его. И сказала, что если убедит он её в Боге своём, то будет его право убить её и отдать людям на поругание, да разуверятся они в прежней вере своей. Если же она убедит Алдартента в силе своей, то будет на то её право. И согласился эу. И встал перед девой и стал ей петь. И было Слово его в силе, и Светом его озарилось убежище Нуа. И слушала она эу молча и не поднимала взгляда своего. Когда же закончил эу петь, то обратил свой взор на Нуа, и тогда подняла она глаза и улыбнулась ему. И понял Алдартент, что отняла Нуа победу его, ибо и слова не стоило произносить ей, чтобы признал он поражение своё… Тогда снял Алдартент с головы своей венок и одежды свои до белой рубахи (1) и склонился перед Нуа, предав себя рукам её и суду. Он же сказал ей: – Не отрекаюсь от Бога своего, но от победы своей. Ибо нет крепости в сердце моём перед взглядом твоим. И так встал перед ней, готовый к честной смерти. И смеялась Нуа, и подняла его от земли, и спросила эу, как зовут её. Он же сказал: – Нуа. И спросила она его ещё раз. И ответил он: – Нуа. И спросила она ещё раз и ещё. И так спрашивала до тех пор, пока не вернулся стыд на лицо Алдартента, ибо невыносима была сладость имени Нуа на устах его. И готов был он молить её о пощаде, ибо сердце его впало в безумство, и испугался он за прежнюю твёрдость свою. Но лишь поднял глаза и поймал взгляд Нуа, и смотрел и видел, что нет в сердце её ни тени, ни зла, но Свет. Пусть и не тот, что дан эулиен, но другой. И задорные искры блестели в глазах Нуа. Тогда спросил её эу, отчего она потакает невежеству человеческому, если сердце её не противится Богу? И сказала ему Нуа, что не может запретить людям почитать её, ибо не одному Алдартенту сладко её имя и милость её. И спросил её эу, что угодно было бы ей для того, чтобы запретила она людям? Что для неё было бы слаще почитания её, всех подношений и жертв? И сказала ему Нуа – поцелуй того, кто полюбит её. И отхлынула кровь от лица эу и снова ударила в него. И взял он в руки свои светлую голову Нуа и коснулся губами своими губ её. И восхитились сердца их от обретённого Света, и, изумлённые, стояли они так, сердце к сердцу и Свет к Свету, и не могли отвести глаз друг от друга, и долго не смели разъединить губ своих. Тогда же сказала Нуа, что признаёт за эу победу его, ибо нет силы её против доказательств его. И опустились они на землю, взаимопоражённые, и молчали долго, и не знали что сказать. Их же Свет был всюду. И видели люди, ожидавшие эу, что поднялась над лесом светлая заря, и стало светло, как днём, хотя был час вечерних сумерек. И долго в светлом молчании пробыли Алдартент и Нуа, и лишь сердца их пели, пока молчали они.

^{(1) так носят эулиен три ряда одежды. Ближе всего к телу надевают они длинное белое платье саба́н [sabа́n] из самой простой ткани. И носят его вне зависимости от того, мужчина эу или женщина, в нём же и погребают их в землю. Сверху надевают эулиен рубаху самýн [samún] или платье самдэ́ [samdé], на них же надевают кафтан самýг [samúgh], или плащ исмви́лле [ismwílle], или же платок исмýнле [ismúnle] для женщин. Они же все могут быть любого из цветов по желанию, кроме чёрного, ибо этот цвет дозволен лишь ретенти. Ближайшее же к телу платье (рубаха) – всегда белое.}

И когда поднялась луна, встала Нуа и подала руку эу. И спросила его, не выйдет ли он вместе с ней к людям, ожидающим его, дабы увидели они, что нет в битве их победителей, и дабы засвидетельствовали они невежество своё в поклонении ей? Алдартент же сказал, что примет руку её и выйдет с ней, если только согласится Нуа, чтобы засвидетельствовали люди Любовь его и союз их перед Богом. И взяла Нуа эу за руку, и вместе вышли они к людям, и Свет их был вместе с ними. И всякое сердце, невежественное и искушённое, узрело Любовь и очистилось. И рассказал Алдартент людям о Боге, и по словам его, как по светлой дороге, пришли люди к Богу его. И верно свидетельствовали перед Ним о Любви детей Его. Тогда же взял Алдартент Нуа и увёл её с собой на мирную землю. И привёл в Светлый Дом, в покои Финиара, и, представ перед ним, просил смиренно сочетать его в Свете с Нуа, по чистой Любви их и в доказательство мирного торжества её над ними. И согласился благомудрый, и с улыбкой принял Нуа в объятья свои. И благословил её именем её, и вернул Алдартенту невестой, он же в тот же час сочетал их в Свете. Ибо видел Финиар, как видит всякий, кто встречает их – не место спорам и битвам там, где Любовь, ибо там, где есть она – там и Свет истины и право её, там и Бог, воплощённый в ней. И да расстроит все битвы и споры Любовь, подобная их Любви, и впредь!

Пусть воспрянут от сна душеподобные эти цветы

Под улыбкой твоей, заменившей им солнце.

И песней хвалебной в сердцах расцветут,

Утешая хозяев своих безутешных!

 

Звенье тридцать второе. Алдаруи и Тейлиан

 

В науке своей обрёл Алдаруи душевного друга и наставника в Фиэльли. Её же почитал он наставником своим. Их трудами многие из книг были возвращены к жизни и приняты ими по рождении их.

По исполнении знанием долгие годы провёл Алдаруи среди людей, трудясь в аббатствах и церквах как иллюстратор и книжный мастер. Его же искусство ценили и почитали высоко, но нигде он не задерживался долго, ибо велик был страх его обнаружить себя как эу, не человека. Он же писал: Преследуемы люди ошибкой своей и до подвига верны ей, когда по гордости и неразумению приравнивают эулиен себе во всём или во всём отличают. Меж тем как одно различие между ними – поставлен человек над животным миром, как часть его в праве своём, эулиен же – в услужение человеку, ибо есть создания мира иного, не принадлежащие миру подзаконному, миру тварному, и потому нет в этом мире доли их, кроме служения человеку. Убедив же себя в сходствах – ожидают люди от эулиен невозможного, и, не добившись, впадают в злобу, или, убедив себя в различиях, по гордыне своей впадают в неё. И так всякое незнание ведёт их к озлоблению, а к знанию никто не стремится, ибо светлейшие из умов человеческих брошены отвадить их и убедить в том, что невежество их есть их знание. Там же, где приветствуется всякое знание – коротка дорога эу, ибо лёгок шаг его без ноши его.

Сам же эу, тихий и скромный в Свете своём, смиренно и всесердечно служил человеку, опекая душу его и нежно заботясь о ней, подобно вверенной ему книге.

Так случилось однажды Алдаруи странствовать с монахами обители, приютившей его. И в ночь напали на них люди местного короля и схватили их. Многие бежали и скрылись в роще, многие были убиты тут же. Алдаруи же был схвачен и доставлен ко двору. Тот король, что повелел схватить Алдаруи, не принимал Бога эу и слушался своего друида, который, готовясь к летнему празднику, повелел собрать пленных. И когда привели их и поставили перед ним, выбрал трёх, кого назначил принести в жертву. Были среди них: дитя по имени Лáмрелин [Lámrelin], дева из эулиен по имени Тéйлиан [Téylian] и сам Алдаруи. Так решил друид короля, ибо невинность, чистота и красота жертв высоко ценилась у богов его. Их же троих связали и поместили вместе в узилище из плетёных прутьев. Остальных король велел продать рабами слугам своим.