Эйвели. Часть первая

Эликлем осталась при отце своём и не покидала его, и следовала за ним, и была безотказна в помощи и неустанна в молитвах, беседах и заботе. И наутро следующего дня, как братья её оставили Светлый Дом, вышла Эликлем в сад и посадила там те семена, что собрала в Эйдене, полила их слезами и речною водой, спела им, станцевала им, но, лишённые света Эйдена, не взошли они, и ушла Эликлем к берегу моря и грустила по братьям, матери, друзьям и Эйдену. И омрачилось сердце её тяжкой печалью. Не знала покоя и отдыха в печальных трудах душа её, и рисовала Эликлем на песке, что выходило – то чудищ, то существ. А вода смывала всё, и Эликлем плакала горше. И когда не хватило рисункам места, пошла Эликлем вдоль берега и рисовала там, и так до тех пор, пока печаль её не иссякла и ни вылилась вся слезами на песок. И песок почернел. Тогда испугалась Эликлем, но налетел ветер и разметал страшные картины, и набежала волна и смыла другие, и в смятении и страхе бежала Эликлем и вернулась в Дом и всё рассказала Финиару. Он же ничего не ответил ей. Ночью же мир изменился. Заштормило море, оголтел ветер, завыли рощи и леса, застонали холмы и расширились. Раз пять началась и закончилась гроза. И всё стихло с приходом солнца. И когда ещё не упала с клевера роса, вышел Финиар из Светлого Дома и пошёл к крутому морскому обрыву и встал там. И обратился, воздев руки к миру переменившемуся, и назвал его королей, Детей Печали, и стали они. От всех твердынь суетных: моря, неба, земли и воды – пришли править Дети Печали, суть арели. И матерью их была Печаль Эликлем, а отцом – Слово Финиара, освободившего их, потому что так было дóлжно, а не потому, что так было желанно. И, выйдя из твердынь своих, встали они и обратились к Анкхали и отказали Финиару в служении.

Нет власти над властью мира нашего, властью нашей.

Мы же для счастья не созданы – виною вашею,

так вашей кровью за неё и расплатитесь,

и жизни и души да станут ваши платой

за наше бессмертное горе вовеки!

И расточились по земле, и подчинились Анкхали, и были как все арели, и учились у него, умножая печали, и положили себе искуплением – истребление рода Финиарова, и многие из прежних арели согласились с ними. С тех пор знак Анкхали и всех арели – сжатый кулак и перст, указующий в небо, означающий утраченные небеса и четырёх мертвых эулиен (8). О каких из них речь – не тайна. Но не судите арели по знакам, что закреплены за ними. И по тем, что они закрепили за собой. Потому что всё, что воспринимает глаз – склонно к обману.

 

^{(8) так обозначают эулиен народы жестами рук своих. И для каждого народа свой знак есть. Когда же желают эулиен отличить арели и имена плоть имеющих от Владыки их, то показывают не перст указующий, но лишь большой палец, поднятый вверх, и так обозначают всех арели и воплощённых. Смертный род, именуемый людским, обозначают эулиен соединением большого и безымянного пальцев руки. Знак же самих эулиен – три первых пальца ладони, поднятые к небу.}

 

Когда же вернулся Финиар в Светлый Дом, то показали ему на погасшую свечу в зале его и сказали: – Вот Тейми́ль [Teymíl`], сестра наша, которую похитили!

Так Анкхали и рода его взялись держать своё слово. И была Теймиль первая из эулиен, погубленная ими.

Было тогда же в Эйдене, ночью накануне исхода народа эулиен, что растревожилось сердце Иона, ангела. Знал он, что уходят эулиен ради человека. Знал их судьбу, как положено ангелам. И плакало сердце его. Оставляли эулиен Эйден ради человека и крови, души и жизни не жалели, посвятив себя служению. Так оберегается человек, помимо забот ангельских. Но думал Ион и не находил ответа – кто эулиен убережёт? Кто своими слезами смоет их кровь? Кто будет им защита и опека? Кто отречётся от Эйдена ради них? И Ион знал, кто именно. И на коленях молил Создателя позволить ему оставить Эйден, дабы последовать с эулиен и защищать, и охранять их, ибо они так любят человека, что о себе забудут вовсе. Но Бог безмолвствовал. И плакал Ион, и содрогался дух его, принадлежащий Эйдену. Тогда же, измученный, явился он к заливу и сел там на песок. Водил рукой в воде прохладной, смотрел, как в чёрной‑чёрной глади плывёт луна и тонут звёзды. Ракушку Ион поднял, что лежала рядом, и что есть сил в ладони сжал. И острые её края в ладонь ему вонзились, но, разомкнув ладонь, он ничего не обнаружил, поскольку боли был он чужд, и крови в плоти не имел, лишь облик светлый, наречённый. И плакал Ион, роняя слёзы. Они же обратились в жемчуга, и столько ныне их в раковинах спит, сколько пролил их тогда, печалясь, Ион. Покуда плакал и молился Ион – настало утро. И вот, когда поднялся народ эулиен, посмотрел Ион в небо чистым своим взором и снова сжал ракушку в своей ладони с такой силой, что слёзы проступили на его глазах. И, разжимая свою руку, он кровь увидел на ладони. Так он узнал, что Бог благословил его служение, и, утратив свою природу, подобный эулиен, – оставил он Эйден и ушёл за ними, приняв вместе с телом законы мира. И далее – скрывал себя от эулиен и людей и поселился на диких островах, и воздвиг там себе жилище из слёз, пролитых в молитве за эулиен, зовут же их теперь хрусталём. С тех пор скрывался Ион, уподобленный эулиен и людям, и трудился, усердствуя в тайном следовании и сердечном соположении, и охранял и берёг эулиен как мог, один против множества, как сам выбрал.

 

Звенье третье. Народ эулиен. Культура эулиен

Господь, поименовавший все миры и всех, кто в них и всех, кто над ними – благослови сказать, не тая, не плача, не страшась и не сомневаясь! Ради истины, которой пришло время, да будет на то Твоя Воля!