Expeditio sacra

Но Беатрис лишь устало повела бровями, будто сквозь кисель поднимая к лицу ароматное вино, втягивая его аромат, уставившись пустым взглядом в переливы алой жидкости в отблесках огня.

 

– Объясните же, что произошло?

 

– Неужели вы были не в силах ничем помочь… – тихо откликнулась девушка, все также не поднимая глаз, – Столько лет держащие его в цепях… загоняющие в угол распятием… чертовы святоши.

 

– Нас тогда было в разы больше, госпожа… – пропустив мимо ушей этот пассаж, заметил Луис, – Как и с вами, чтобы справиться с ним на пике его силы потребуется человек тридцать, не меньше, обученных и подготовленных особым образом, я один… был бы бессилен что‑либо сделать. В отличие от вас…

 

– Ты на ходу придумал этот бред про невинных?.. – вздернула брови Беатрис, наконец оторвав взгляд от вина, – Решил сыграть на моем страхе потерять его? У вас там еще осталась хоть капля совести? Или из вас ее тоже выбивают розгами со святой водой?

 

На это Луис лишь тихо вздохнул, потупив взгляд. Перебирая пальцами по дереву, он будто обдумывал свои слова, чувствуя, что еще немного и головы ему не сносить. Также он решил тактично обойти стороной расспросы о подробностях того, что происходило за время их отсутствия.

 

– К сожалению, не придумал… – наконец тихо ответил он, – Знаю, это похоже на бредовую сказку из детских книжек с картинками, но вам ли не знать, что высшие силы порой играют с нами в безумные игры. Как часто бывает… дьявол кроется в мелочах. Может виконт Отто фон Блюм и ветреный повеса без тормозов, не за глаза будет сказано, но он еще ни разу не убивал из корысти, его кровь считается невинной. Оборвись его жизнь от руки Исаака… мы потеряли бы даже те крохи человечности, что еще удалось сохранить благодаря вам. И все же… что произошло?

 

– Антонио Летто… вот что произошло. – Беатрис вздохнула, тихим рыком вытолкнув из легких воздух сменив гнев на милость, – Забавно вышло… мы все ставили ловушки друг для друга, а в итоге попались в свои же сети. Он опять пытался выкрасть меня, впутав в это какую‑то девчонку‑наемницу, что потом ранила лошадь Рауля. Насколько я поняла, она дочь того бандита дю Амеля, к которому наш «уважаемый» аббат собирался увезти Айзека, едва меня заперли в камере. Но он каким‑то образом вырвался из лап дю Плесси и устроил тому западню… Я была без сознания, ничего не помню, Летто со своей подельницей задымил ладаном все подземелье, но когда я очнулась… первое что я увидела, был он… – девушка кивнула себе под ноги, где, шевеля ушами в полудреме, находился предмет ее беспокойства, – Этот ублюдок сбежал… предположительно в Париж, он ранен и очень зол. Возможно, они сражались… и Айзек окончательно потерял над собой контроль. Это моя вина… не уследила… – вновь тяжело вздохнула она, откинув голову на спинку кресла, опустив кружку на уровень груди, будто пытаясь сквозь кожу и кости согреть свое сердце.

 

Лицо Луиса тут же перекосило, будто он разом откусил половину лимона. Трудно было сказать, о чем он думал в тот момент, но было видно, что эти новости не навевали ему радостных мыслей или хоть какой‑то надежды на положительный исход. В пляшущих бликах огня его изможденное лицо казалось совсем иссохшим, тяжелые мысли совсем не красили истощенного таким шквалом бедствий человека. Но по сравнению с тем, с чем пришлось столкнуться его спутникам, о себе Луис хотел думать меньше всего, более того, ему казалось постыдным жалеть себя в подобной ситуации.

 

– Отнюдь, госпожа, – наконец нарушил тишину его неожиданно глубокий голос, – Исаак уже давно не семнадцатилетний юноша, столкнувшийся с изнанкой этого мира, он прекрасно отдает себе отчет о причинах и последствиях принятых им решений, единственное, что осталось неизменным, и что делает его тем, кто он есть – это огонь в его сердце, что заставляет его совершать не всегда до конца обдуманные вещи. И теперь, как никогда прежде я уверен… что горит он для вас.

 

 

***

 

На поместье вновь спускались сумерки. Сменялась вахта, возвращались с охоты солдаты, Луис накрывал к вечерней службе в импровизированном храме. Людям хотелось хоть как‑то обезопасить себя и поддерживать в душах решимость, как они поддерживали в камине огонь. Она не могла винить их в этом. Запершись в дальней комнате с Айзеком, она давала ему то, чего ему так хотелось – тепло своих холодных рук. То что‑то напевая себе под нос из старых песен своего детства, то нашептывая ласковые слова, она убаюкивала в нем бурю, вновь и вновь прочесывая пальцами густой шелковистый мех. Зверь посапывал в такт ее словам, подергивал ресницами, и пусть не мог выражать широкого спектра эмоций, она была уверена в том, что ему хорошо. Словно смертельно больному в последние минуты жизни, она пыталась облегчить его страдания. Впрочем… а так ли сильно он страдал? Возможно испытывал раздражение и некий дискомфорт, но не более. И то, это теряло какую‑либо актуальность, если она была рядом. Он хвостом ходил за ней следом, куда бы она не пошла, одним взглядом отгоняя прочь любого, кто осмелился бы к ней подойти. А она лишь ласково трепала его за ухом… целовала в нос и звала любимым…

 

– Я ничего не понимаю… – прошептал себе под нос юноша, подпирая плечом стену скрестив руки на груди. В тонкую щель меж рассохшихся досок он наблюдал за тем, что не предназначалось посторонним взглядам, – Это же кровожадное чудовище, лишенное человеческих черт, монстр, явившийся из преисподней… как она может любить его, зная… что он такое, – выплюнул он из себя последние слова, чтобы не ляпнуть чего‑нибудь более крепкого.

 

– Вы слишком узко мыслите, виконт… – вклинился в его размышления Луис, вытирая руки после омовения подкравшийся к нему из темноты, словно призрак, – Вы видите лишь то, что лежит на поверхности, грубое и гротескное отражение актуальной действительности. Она же видит первопричину… суть вещей. В этом вы бесконечно далеки друг от друга.

 

– Я никогда не думал об этом с такой стороны… – нахмурился рыцарь, опуская глаза в пол, – И никогда не думал о том… что ровно как под шкурой де ла Ронда скрывается человек, так и под маской самой прекрасной из женщин скрывается… чудовище. Далекое от нашего понимания.