Expeditio sacra
Будни текли непривычно вяло. Будто предвещая нечто… нехорошее. Затишье перед шквалом, когда не знаешь, что хуже: стагнация или буря. В их нынешнем положении было бы разумней выбрать первое. Иногда кризис способствует развитию, но вряд ли эта ситуация была такой же. Несмотря на то, что все было из рук вон плохо, это был явно не тот случай, когда очистительным пожаром можно было бы расчистить место для чего‑то нового… это бы не помогло еще раз.
Рассеянными движениями пальцев прикасаясь к выщербленному непогодой и вредителями дереву подлокотников все того же кресла, Беатрис сидела в своей прежней позе в большой комнате и смотрела на огонь. В ее голове его всполохи начинали трансформироваться в какой‑то фантасмагоричный танец, ослепляя глаза, однако открывая сознанию удивительный мир ярких красок. Потом она конечно же об этом пожалеет, около суток практически не сможет видеть, учитывая, что ей все еще было нечего есть, но… это хоть как‑то отвлекало от окружающей ее действительности. Впрочем, все еще не лишая ее роли в ней.
– Беатрис? Вы не спите? – тихо позвали ее со стороны.
Она с теплом усмехнулась про себя. Вроде бы внешне ничего не изменилось, они замечательно проводили время, насколько это было для них возможно, пусть гнетущая атмосфера незримо, но тянулась за ней смоляным шлейфом. Они не могли и шагу ступить из этих стен, пока не станет хотя бы примерно ясно, что им делать. И она чувствовала себя ответственной за все… что теперь происходило. Но несмотря на все это… неужели она могла бы заснуть с открытыми глазами?
– Нет, Луис… не сплю, – так же тихо отозвалась она, не меняя позы.
На этот раз ее ноги не огибал рычащий воротник, в этот момент Айзек лежал вдоль камина и разглядывал огонь, но каким‑то уже более вдумчивым взглядом, будто пытаясь что‑то в нем различить. Он тяжело дышал, с силой выгоняя воздух из легких, от чего огонь постоянно пыхал, во все стороны сыпали искры, а в глазах у Беатрис становилось особенно темно.
– Возьму на себя смелось обратить внимание… вы скверно выглядите, – послышалась печальная усмешка, сопровождающаяся скрежетом дерева стула, на который опустился мужчина.
– М‑м‑м да… где‑то я уже это слышала… – тенью повторила его интонацию девушка, – Только тогда в следующий момент моя жизнь встала с ног на голову… а теперь я сама рискую невольно наложить на себя руки. Что со мной не так, Луис?..
– Думаю, стоит начать с того, что вы нежить… – пожал тот плечами, – Несмотря на все ваши выдающиеся таланты, все же есть вещи, неподвластные и пагубные для вас. Несмотря на ряд исключений…
– И почему это не может стать одним из них… – отстраненно прошептала она, лишь на секунду прикрыв глаза, – Неужели за эти сто лет я разучилась молиться… Мой палач не дал бы соврать, большинство молитв я выучила наизусть за последние двадцать лет. Я различаю каждую из них по оттенкам боли в своем теле.
– Вполне может так стать… что дело не в этом, – предположил Луис, – Вы уже не раз доказывали, что способны преодолевать разделяющую вас со священным грань, словом пробивать эту завесу, взывать к небесам даже во вред себе, но… теперь этого может оказаться недостаточно. Или все слишком далеко зашло и этим мы уже ничего не сможем сделать, или это уже вам бросают вызов с обратной стороны.
– Неужели ему ничем не помочь?.. – Беатрис воздела глаза к растрескавшемуся, покрывшемуся густым слоем паутины потолку, даже не пытаясь что‑то там разглядеть. – Даже это дается мне с трудом…
– Должен сказать, вы неплохо справляетесь. Хотя ваше беспокойство мне вполне понятно…
– Ты наверно меня не понял, – впервые на лице Беатрис появилась более‑менее живая эмоция. Она поджала побледневшие губы, развернув голову в сторону мужчины, впрочем, перед собой она видела лишь цветные пятна, – Недавно я разговаривала с Раулем… кажется… это было вчера. Мальчику хватило мудрости попытаться извиниться передо мной за недавний инцидент, во время которого он имел неосторожность украсть мой поцелуй, воспользовавшись моим беспомощным положением, и получить за это от Айзека шрам на половину лица… Я не помню, сколько прошло времени, но я рада, что пусть даже и спустя где‑то неделю, но он обдумывал свои перспективы. В шутку… не имея в виду ничего серьезного, я сказала, что впредь ему стоит быть осмотрительней, если он не хочет вдруг обнаружить себя закопанным где‑нибудь под безымянной сосной. – она на минуту затихла, будто пытаясь постановить, когда же она начнет различать перед собой предметы, – Тут же… – вдруг продолжила она, – из‑за моей спины раздался скрежет когтей по полу и Айзек… схватив Рауля, словно набитую соломой куклу… выбежал прочь из дома, игнорируя попытки стрелять ему в спину. Протащил он его через весь пролесок… и не успей я вовремя, искали бы мы Рауля еще несколько дней… в другом конце леса под безымянной сосной, – покачала она головой, вздернув брови в усталом жесте.
В бликах пыхающего огнем камина она выглядела словно восковая фигура, выцветшая от времени и отсутствия ухода, пустым взглядом впалых стеклянных глаз готовящаяся встретить свой конец в языках всепожирающего пламени.
– Он стал каким‑то… прямолинейным… бескомпромиссным. Словно механизм, заведенный на выполнение некой команды. До какого‑то момента я чувствовала в нем эту неустанную борьбу, от него будто полыхало той силой, что давала этому телу мощь, несравнимую с мощью плоти. Я старалась не потакать его звериной натуре, при этом давая понять, что это не есть плохо. Что мы такие, какие есть, и не нужно до конца своих дней корить себя… Что я буду любить его любым… Что буду ждать всегда, сколько бы он не боролся с собой, а я буду рядом. В его глазах я видела отражение его самого… Теперь этого нет. Будто… человека там больше нет. Чем это пахнет… – вдруг повела носом Беатрис, оглянувшись по сторонам. Она по‑прежнему не различала перед собой предметов, пусть иногда по формам теней она угадывала их очертания.