Флорист
– Мы работаем над этим делом. А вы можете мне описать, когда в последний раз виделись с Дугласом и при каких обстоятельствах?
– Это было 8 сентября, поздно вечером. Мы тогда с Крисом, это имя моего парня, поехали в Уоллмарт. Там как раз продавались мои любимые обои и они заканчивались в тот день. А ещё было очень холодно. Мы так хотели быстро попасть домой, что я не заметила, как я задела кого‑то, а у него ещё были пакеты с продуктами. Ну я и помогла ему их собрать. Он ходил в очках и слава Богу, что я их не поломала. Я извинилась перед ним, он сказал «Ничего страшного» и мы разошлись по своим сторонам. Крис помогал мне нести всё, что потяжелее.
– Во сколько это было? И во сколько вы выехали с Уоллмарта?
– Ну точно не скажу, потому что часов у меня не было. Но с Уоллмарта мы выехали домой ближе к 11 вечера. Просто Уоллмарт закрывался в 11.
– Хорошо. А где вы работаете в настоящее время? И можете указать свой график?
– Где придётся. Сейчас я работаю неофициально продавцом в цветочных магазинах. Знакомая знакомой помогла с поиском работы. У меня нет постоянного графика. Но в основном я работаю по 11–12 часов в разных точках.
– А вы можете дать визитки на своё место работы и свой номер телефона?
– Погодите минуту… Вот, держите.
Девушка выдала визитки и номер телефона. В ответ Купер выдал свою визитку.
– Если что‑то понадобится, звоните. От себя могу только добавить, что паниковать не нужно. Но для вашей же безопасности, мы настоятельно рекомендуем вам избегать безлюдных мест, не выходить на улицу в позднее время и позаботиться об охране вашего дома. Камеры, прочные двери с окнами и сирены будут не лишними.
– Я вас поняла. Спасибо за беспокойство. Всего вам доброго.
***
«Я стою у края крыши над пропастью. Кругом сплошной мрак. Густые тени, стоящие вокруг, всё ухмыляются. Приближаются ко мне. Единственный лучик света в этом необъятном царстве тьмы там‑внизу. Таким я видел этот мир в последнее время. Полным мрака и безысходности. Я стою у края над этой пропастью, а тени всё смотрят на меня своими отвратительными улыбками. И я прыгаю к нему, убегая от всех этих теней и вечной мерзлоты мрака, сковывающую кости и внутренности. Тени уже не ухмылялись, они гоготали во всю. Я лечу к воронке света, но больше она не становится. Наоборот‑она становится всё меньше и меньше, а затем и вовсе пропадает. И тут, летя в пропасть, я осознаю, что все мои проблемы решены, кроме одной‑я лечу в пропасть. Гоготание теней слилось в унисон и раздалось гудящим гулом в моей голове.»
Уильям проснулся весь в холодном поту. Ему снова снился кошмар. Они преследуют его уже не одну неделю и не один месяц. Он знал, что после них ему уже не уснуть. Он долго мучался от них и по‑своему истолковывал их значение, но избавиться от них так и не смог.
У него был свой способ, который он считал единственно правильным, но сделать этого тут он не мог. Повсюду были санитары и медсёстры. Он не верил, что О'Коннел сможет помочь решить его проблему, но другого способа уйти прочь отсюда у него не оставалось.
Всё оставшееся время он провалялся в полудрёме, а когда его разбудила медсестра на приём к психотерапевту, он даже не хотел вставать.
– Мистер Торрел. Вам пора на приём к психотерапевту.
«Как же задолбали эти психологи, психотерапевты, психиатры, все, кто связан со словом„психо“! Вот чем они занимаются в своих клиниках, кроме как промывают мозги своими заумными терминами, да заполняют бумажки? А эти психиатры‑такие важные, как стручки бумажные! Мнят себя Богами и могут пичкать людейтаблетками, надеясь, что они решат все проблемы. Хотя, должен признать, та девушка как её там? Дженна О'Коннел вроде как старается делать вид, что ей не всё равно на меня и делает свою работу. Но как она сама сказала, их профессия обязывает их оставаться беспристрастными к чужим проблемам. А значит, она не лучше других таких „специалистов“. Но у нас был уговор и я сдержу свою часть. А сдержит ли она свою?»
Уильяма помогли усадить в инвалидное кресло. Курс обезболивающих помогал ему справляться с физической болью. Но его психологические раны ещё очень сильно кровоточили и пока он не доверится О'Коннел, залечить их будет очень трудно.
– О, мистер Торрел. Я очень рада тебя видеть! Как ты себя чувствуешь?
– Оставь эти любезности. Мы оба знаем, что тебе всё равно на мои личные проблемы. Впрочем, как и всем остальным таким «психологам».
– А, так ты о том, что я говорила в прошлый раз? Ты не совсем верно истолковал значение моих слов. Наша профессия обязывает оставаться беспристастными, чтобы не терять объективное мышление во время проведения сеанса. Ведь если специалист проникнется лишними чувствами или эмоциями, его профессиальная оценка может быть искажена и вследствие он может дать неправильный совет или назначить неправильное лечение. А это чревато последствиями как для пациента, так и для самого специалиста. На самом деле мне важны проблемы своих пациентов, но я не позволяю им мешать моей работе.
– Раз вам важны мои проблемы, то думаю, вы с упоением послушаете как же я так докатился до жизни такой.
– В прошлый раз ты ушёл, так и не ответив на мой вопрос, хотя у нас ещё оставалось время.
– В прошлый раз я был не готов.
– А теперь, как ты считаешь, ты готов?
– Ну да. Задавайте уже свои вопросы.
– Можешь обращаться ко мне на «ты».
– Нет, извините, я пока не готов к такому. Мне от этого не комфортно.
– Я повторю и немного перефразирую свой вопрос. Происходили ли в твоей жизни события в жизни, которые сильно повлияли на твоё мышление и психику? Как тебе давалась учёба в школе? Не возникало ли у тебя там проблем с учителями или сверстниками? Были и есть ли у тебя сейчас друзья? Какие отношения у тебя с матерью сейчас?
– Ух, ну и загрузили вы меня вопросами, конечно. Ну ладно, начну с самого простого.
Своё детство я охарактеризовал как «дерьмово», потому что у меня с самого начала не задалась учёба. Друзей у меня почти не было. А те люди, с которыми я пытался завести общение, на контакт идти не хотели. И так было до конца средней школы. Все эти дебилоиды‑одноклашки. Тыкали в меня пальцем со словами. «Зырь, его мамка в школу за ручку водит.» «Ха‑ха, смешно.» Да смешно, просто обхохочешься!
Само собой я говорил им, что это не так. Давал им понять, что они не правы, но толку от этого было мало. Я тогда не знал, как себя вести. Просто не был приучен к, как это у вас называют, адаптации к социуму. Ну и так как единственным моим другом на тот момент была моя приёмная матушка, я рассказывал ей о своих проблемах.