Флорист
***
Диалог Уильяма с матерью
– Хорошо, что ты тогда не промолчал, но в наше время, увы, полно дебилов, которых трудно вразумить по‑хорошему. Позволь, я разберусь с этим. Поговорю с их родителями.‑говорила она мне тогда.
– Нет, что ты! Не надо! Если они узнают, они же меня загнобят!
– Не говори глупостей! Я поговорю с их родителями, они всё сделают как надо.
***
Она тогда была одета в своё платье в горошек и накрашена как на подуим. Стоит ли мне говорить вам, что это не помогло? Всё стало только хуже. Мало того, что меня звали маменькиным сынком, так ещё и добавили клеймо «ябеда». Я начал отвечать на обзывательства обзывательствами. Но обстановка только накалялась от этого. Был среди них такая крайне мразотная компания. Я называл их «Омерзительная тройка». Фамилий я их не вспомню, но помню, что одного звали Дэйв, другого Карл. А третий, тот который меньше всех выёживался, уж и не вспомню как его звали. Вспомнил, его звали Дик. Ну и эти три обрыгана постоянно портили мне жизнь. Дэйв был их предводителем и постоянно вставлял мне палки в колёса. А он сам по себе такой невзрачный. Весь прыщавый, со светло‑русыми зализанными волосами ещё и таким типичным реднековским говором. Я, конечно, ничего не имею против жителей деревень, но вот он был ярким примером откроенного быдла. Я не знаю, куда смотрели родители и занимались ли они вообще его воспитанием? Или может, они к нему относились также наплевательски, как семейка Юэлов к своим детишкам, кто знает.
Просто то, как он себя вёл‑это было отвратительно. Хамил, дрался, позволял себе вести по‑свински на уроках и при учителях, в том числе. А учителя ничего не могли сделать ему и его компании, поскольку согласно своим должностным обязанностям, педагог не имел права поднимать руку на ученика, а по‑другому они никак не понимали. Но даже если бы наш учитель и сорвался, я бы не стал ему как‑то препятствовать. И вот эта троица всегда меня бесила и каждый раз, когда я конфликтовал с ними, как бы я не старался, я всегда выходил проигравшим.
– В эти моменты ты чувствовал бессилие, беспомощность, не так ли?
– Именно так.
– А какие шаги ты предпринимал, когда понял, что жалобы взрослым и попытки решить проблему самостоятельно не помогают?
– Да какие ещё были способы? Я, честно говоря, хотел и вовсе ту школу покинуть, потому что меня и бить начали. Но школа у нас тогда была одна свободна. Поэтому пришлось терпеть.
– А ты не пробовал записаться в какие‑нибудь секции по самообороне?
– Скажу, как это было. Я когда домой вернулся с синяками, меня мать весь вечер расспрашивала.
***
– Кто это с тобой сделал??
На что я ответил.
– Это Дэйв и его компания, только умоляю, ничего не говори и не делай, а то хуже будет. Лучше давай дождёмся, пока не появится свободное место в другой школе. А то хуже будет.
Помню, я тогда был сильно расстроен. И тут она мне уже ответила.
– Ну уж нет, Уильям Торрел! Ты не должен вот так раскисать. Почему из‑за каких‑то дебилов ты должен вот так складывать руки и сдаваться? Ты вовсе не слабый парень. Ты силён духом. Я могу понять, почему ты считаешь, что всё безнадёжно. Ты потерял отца и у тебя не было толком мужской поддержки. Но ты не переживай. Вот найдёт себе твоя матушка кавалера. Думаю, вы с ним сладите. А пока вот что могу тебе посоветовать. Сходить в детскую школу кикбоксинга. Там как раз набирают детей с твоего возраста. Думаю, тебя там подучат нужным приёмам. Есть у меня один старый знакомый. Дядя Эдвард, помнишь его?
– Да, конечно помню. Он был вроде как другом твоего папы.
– Всё верно. Я покажу тебе где его место.
Зал кикбоксинга дядюшки Эдди располагался в двух кварталах восточнее от Бэйкер‑авеню. С виду невзрачное здание, больше похожее на гараж, чем на тренировочный зал. Дядя Эдди не был двухметровым медведем, при виде которого у тебя штаны окрашивались в жёлтый цвет, но одна молва о нём уже заставляло многих содрогаться. Ведь многие знали, что по молодости дядя Эдди был грозой улиц. Он и его банда наводили порядки в городе.
Потом он обзавёлся семьёй и отошёл от дел, но свою практику уличного бокса не прекратил. Ни нож, ни пистолет не были для него преградой. Его опыт и знания психологии бандитов позволяли ему предугадывать мысли и действия бандитов даже в самый критический момент. И он понял, что должен передать своё учение другим и обучал детей постоять за себя с малых лет.
***
– И как долго ты там прозанимался?
– В общем, я прозанимался года полтора, примерно. Вполне достаточно для того, чтобы более‑менее постоять за себя. Потом бросил, потому что было лень и особо некогда туда ходить. Да и незачем, раз меня никто не трогал. Только потом я понял, что это было зря. Зря я раньше времени тренировки‑то забросил.
Со мной занимались многие мои сверстники. Один из них познакомился со мной, представился Стэфаном.
– Здаров. Смотрю, ты тут новенький. Как звать тебя?
– Меня Уильям. Можно просто Билли.
– А меня Стэфан. Стэфан Форсайт. Сегодня мы с тобой будем в спарринге. Покажу тебе пару приёмов.
Становись в стойку, как я. Так, теперь отработаем с тобой джеб и кросс. Простые приёмы. Повторяй за мной. Одну руку отводишь от себя, а второй прикрываешь боковую часть лица.
– Вот так?
– Нет. Ты слишком далеко расставляешь руки. Это типичная ошибка новичков. Давай покажу как надо… Так уже лучше. Теперь, давай отработаем кросс. Нет, опять ты делаешь не так.
– У меня всё выходит не так.
– Ну зачем же так сразу опускать руки? Никто и не говорит, что ты должен всё уметь делать в одночасье. Допускать ошибки‑это нормально. Давай, хорош грустить. Отработаем ещё разик.
Когда мы закончили, я был готов поклясться, мне казалось, будто я не чувствовал своих рук.
– Думаю, стоит ещё поработать над твоей выносливостью. Но ты не переживай, если будешь упорно тренироваться, то за годик‑другой станешь первоклассным кикбоксёром.
– За годик‑другой? Я столько не выдержу. А есть вероятность хотя бы за месяц научиться драться?
– Ну, я не тренер. Сказать точно не могу. Тут всё зависит от твоей интенсивности и упорства. Возможно и получится, а возможно и нет. А к чему такая спешка?
– Да… Не важно, в общем.
– Ты говори, не стесняйся. Тут все свои. Я никому не скажу.