Флорист

– Появились результаты вскрытия трупа, а также была установлена его личность. В его организме была обнаружена смертельная доза тетродотоксина. И ещё кое‑что интересное: убитым оказался Саймон Дуглас‑серийный убийца. Он убил не менее десятка девушек и женщин. Согласно результатам экспертизы он был убит в ночь с 8 по 9 сентября в районе 00:00–2:00 часов ночи.

– Значит, он всё‑таки вернулся. Наш линчеватель.

– Ты про Флориста? Но ведь целый год не было никаких подобных убийств после того, как мы арестовали того юнца! Повезло, что ещё был свидетель, а то и его бы не нашли.

– Да, но почерк убийства Дугласа точь в точь повторяет предыдущие. Никаких следов. Всё обработано химическими растворами, чтобы собаки ничего не учуяли. Всё сделано предельно аккуратно и самое главное‑на теле жертвы нашли пару васильков. Он всегда оставляет цветы на теле своей жертвы. Но что бы это могло значить? В чём смысл этого символизма?

– Мне бы самому понять. Вот что. В этом деле тебе нужен молодой энергичный напарник. У нас есть один такой. Переехал с женой недавно из Сан‑Франциско.

– Но ведь у меня итак есть напарник.

– Ах да. Забыл сказать, он уходит в отставку по случаю рождения ребёнка. Вот только, всё вышло трагично. Мать умерла при родах, а присматривать за ребёнком больше некому. Так что он оставил нашу профессию.

В дверь постучали.

– Можно войти?

– Войдите!

В кабинет вошёл молодой парень, лет 26–27 с причёской потрёпанного ёжика и аккуратной короткой бородкой. Он оказался очень вежлив.

– Здравствуйте. Я Тайлер Филлипс. Можно просто Тайлер.

– Очень приятно. Это вы об этом напарнике мне рассказывали? Что ж, он действительно молод. Скажи пожалуйста, у тебя уже есть опыт работы в органах?

– С полицейской академии работаю. 5 лет уже. В отделе расследований работаю около года.

– Значит, кое‑какой опыт в этой отрасли уже есть. Это хорошо. Пойдём, расскажу тебе о нашем деле.

 

***

– Что вы хотите конкретно от меня услышать? Какие у меня были психотравмы? Проблемы в детстве? Я это уже проходил и не один раз. Поверьте, в большинстве случаев психологам глубоко наплевать на то, что на самом деле чувствует их клиент. Им лишь бы его побыстрее обработать, получить с него денежки и пойти обрабатывать следующего. Или наоборот, они готовы годами промывать мозги одному и тому же клиенту, водя несчастного за нос, высасывая с него все сбережения.

– Чтож, не буду спорить, в нашей профессии есть и такие индивидуумы. Наша профессия требует эмоциональной устойчивости и даже, в какой‑то степени, беспристрастности, чтобы не терять объективную оценку психоанализа пациента, и не превращать её в субъективную за счёт возникших излишних чувств по отношению к клиенту. Каждый человек интерпретирует это правило по‑своему. Каждый человек может ошибаться. И вот уж чего точно не стоит делать‑так это грести всех под одну гребёнку.

– Ну и чем же вы можете доказать, что вы не такая как все эти выскочки, позаканчивавшие институты и щеголяющие своими дипломами, вывешанные на стеночку, словно павлин‑своим хвостом?

– Ты прав. Пока что я ничем не лучше и не хуже остальных терапевтов. И чтобы это выяснить, тебе нужно со мной поговорить.

– Нет уж. Не будет разговора. Не о чем мне с вами разговаривать.

– Ну мы ведь с тобой договорились, что у нас будет с тобой сеанс. Я не смогу помочь тебе, если ты сам этого не захочешь! Давай поступим с тобой так: я буду общаться с тобой и задавать вопросы только по существу. Мы проведём с тобой несколько сеансов, и я гарантирую тебе, что через две‑три недели, максимум, месяц, ты выпишишься.

– Ладно. Умеете вы, дамочка, договариваться. Задавайте свои вопросы.

– Давай с этого момента общаться тобой на «ты», хорошо?

– Как вам, то есть тебе угодно.

– Прежде всего, хочу задать тебе вопрос. Что заставило тебя принять решение спрыгнуть с высоты и покончить с собой?

– Да так. Решил в суицидника поиграть на ночь глядя.

– Я серьёзно. Это всё‑не шутки! Хоть ты и выжил, но при этом сильно пострадал. Нам нужно выяснить причину столь необдуманного и неправильного поступка.

– Это не получится объяснить двумя‑тремя предложениями. Я ненавижу себя и свою жизнь. Я не вижу никакого смысла в ней, как и в том, чтобы что‑то менять в ней. На меня словно навалился ком проблем.

– Можешь ли ты по‑конкретнее описать, что именно, как тебе кажется, идёт не так в твоей жизни?

– Да всё! Проблемы с матерью. Неудачи в личной жизни и на работе. На такого неудачника, как я ни одна нормальная девушка даже и смотреть не захочет.

– Почему ты так самокритично относишься к себе? С чего ты решил, что ни одна девушка на тебя не посмотрит?

– А это разве не так? Знали бы вы, кто я и кем работаю, прекрасно бы всё поняли.

– А кем ты работаешь?

– Только прошу тебя, не смейся. Грузчиком на хладокомбинате.

– Ну и что. Работа как работа.

– Да херня это собачья, а не работа!! Что я делаю? Просто таскаю эти грёбанные палетты со жрачкой с места на место и погружаю их в машину. Я бесполезный кусок дерьма!

– Почему ты считаешь себя бесполезным куском дерьма, если твоя работа необходима для общей работоспособности всего предприятия и более того, тебе за неё платят? Если убрать тебя и всех грузчиков, кто будет работать с килотоннами груза? Правильно, никто. Ты общался со своими коллегами? Какие у них мысли по поводу их работы? Жалуются ли они на неё или свою жизнь? Насколько бы ты оценил их самооценку?

– Да не то чтоб они жаловались. Просто они живут и мыслят по‑другому. Не так как я. По‑крайней мере я никогда точно не слышал от них лично, чтобы они жаловались на себя или жизнь также как и я. Насчёт самооценки не знаю, но вроде как никто из них не пытался покончить с собой‑уж точно.

– Вот видишь. А теперь задай себе вопрос: «если другие люди, такие же как и я живут без склонностей к самообвинительным и суицидальным мыслям, при этом работая на той же работе, что и я, то может, дело не в работе, а в моём собственном искажённом мышлении?»

– Нет. Дело всё‑таки в работе.

– Почему ты считаешь, что дело в ней?

– Да потому что это‑тупая и бессмысленная работа.