Гибрис

Один знакомый экономист как‑то выразил при ней мысль, что именно в подобном отношении к выбору профессии и кроется корень всех бед, приводящих к необратимым последствиям и неминуемой социально‑экономической катастрофе. Постоянно падающая производительность труда, отсутствие развития и попросту вымирание целых производственных отраслей, снижение оплаты труда, теневое трудоустройство, безработица – это всё звенья одной цепи, в конечном счёте порождающие фатальную стагнацию всех сфер общественной жизни. Подкреплял он свою теорию на примере рабства, показавшего себя в качестве крайне невыгодной экономической системы. И довольно убедительно доказывал, что именно в нём рано или поздно начинает ощущать себя человек, которому навязали выполнение определённых обязанностей, к которым он не имеет ни малейшей склонности.

«Зачастую, конечно, индивидуум делает этот выбор вполне осознанно и самостоятельно, но лишь потому, что с раннего детства попал в зависимость от общепринятых моделей поведения, которые впоследствии непременно проявят свою полную несостоятельность и нежизнеспособность. Но уже будет практически невозможно что‑то поменять в своей жизни. Бороться с этим очень сложно, но совершенно необходимо для успешного развития личности и общества в целом», – насколько она помнила, именно таким выводом он тогда закончил свою речь.

«Это не просто очень сложно, а совершенно невыполнимо», – подумала тогда Алиса, но решила всё же сделать попытку заняться делом, которое в тот момент казалось наиболее подходящим и интересным для неё.

Затея провалилась. И этим унылым во всех отношениях утром она выбегала из дома, раздражённая посаженным в спешке пятном на белой рубашке, нисколько не уменьшившимся за счёт пропущенного завтрака временем предполагаемого опоздания и просто своей жизнью. В довершение всего сломался нижний замок входной двери – ключ напрочь отказался воздействовать на нехитрый цилиндрический механизм.

Внешний мир встретил её хлёстким ударом мокрого ветра в лицо. Даже с учётом привычных климатических особенностей местности, призванных убивать всё живое большую часть года, это лето всё же выдалось на редкость холодным и дождливым. Никаких существенных корректив в суетливую жизнь мегаполиса это, конечно, не привнесло. Только лишь горожане, привыкшие надеяться на хотя бы трёхмесячную передышку, лишний раз с сожалением убедились, что не стоит обзаводиться ожиданиями, носящими обременительный характер, и стали ещё более раздражительными, чем обычно.

Закрываясь огромным зонтом скорее от ледяного ветра, чем от напористо орошающего всё тело, минуя все преграды, дождя, Алиса героически преодолевала расстояние от своего подъезда до ближайшей остановки. Вдалеке перед собой сквозь пелену слепящих капель она увидела отъезжающий автобус и предприняла отчаянную попытку его догнать, которая увенчалась лишь погружением левой ногой по самую щиколотку в огромную лужу, незамеченную в пылу схватки за ускользающую возможность сократить опоздание хотя бы на десять минут. И теперь, стоя под ненадёжной защитой пластиковой полукоробки, Алиса могла с чистой совестью охарактеризовать себя и свои действия словами, которыми владеют только лингвисты по‑настоящему высокого класса.

Последующая поездка в метро, полном насквозь промокших людей, зонтов, дождевиков, сумок и рюкзаков, навела её на философские размышления о степени вероятности того, что где‑то в мире живут люди, у которых день начинается как‑то по‑другому. От этих вредных мыслей Алису, к счастью, довольно скоро отвлёк громкий голос с отчётливо‑периферийным акцентом, владелец которого прорывался к выходу сквозь слипшиеся тела, активно пользуясь локтями и дворовой лексикой. Большая часть пассажиров, стиснув зубы, пыталась пропустить танкообразное существо, не желавшее покидать вырванное зубами сидячее место хотя бы на секунду раньше момента прибытия поезда на станцию. Но нашлись и те, кто решил не сдаваться без боя, что привело к необходимости всему вагону ехать до следующей станции под крики и истерические вопли, которые не смогла заглушить даже музыка в наушниках, игравшая на полную громкость.

«Так о чём это я? – горько усмехнувшись, подумала Алиса, выходя из вагона ещё через четыре станции. – „Оставь надежду, всяк сюда входящий“».

Ей повезло пробраться к рабочему месту незамеченной и даже урвать несколько минут в туалете на то, чтобы привести свою совершенно мокрую, смявшуюся под пиджаком блузу и висевшие сосульками волосы в хоть какое‑то подобие порядка. Чрезмерно строгий дресс‑код, обязательный для всех сотрудников их подразделения, не занимавшегося прямыми продажами и никогда не взаимодействующего напрямую с клиентами, был обусловлен исключительно удивительной способностью и непреклонным желанием их бравого лидера превращать всё, к чему он прикасается, в подобие горячо им любимой «Воинской части №62639», которой он руководил на протяжении долгих лет доблестной службы на благо Родины до самого выхода на пенсию в возрасте сорока пяти лет.

– Потому что везде должен быть порядок! – прогремело сквозь тонкие стены уборной ежеутреннее приветствие.

Через несколько минут, сидя за своим столом в самой глубине огромного, серого, как небо за окном, опенспейса и отправляя на печать проект документов, Алиса вспомнила поступление на службу – никак иначе назвать то, чем она здесь занимается, у неё язык не поворачивался – и первое время на этой «стабильной и наполненной всяческими благами» работе. Как отец Костика устроил ей собеседование у старого сослуживца; как она очень не хотела, но уговаривала себя, что это прекрасная возможность; как покупала белые, непременно хлопчатобумажные рубашки; и как рыдала каждый день в течение месяца от незаслуженных оскорблений, полученных в ходе отработки безотказно работающей тактики подчинения, являвшейся фирменным стилем и предметом особой гордости её руководителя. Сейчас она уже научилась выживать в этой среде и даже смогла добиться, как ей порой казалось, своего рода уважения.

Первую половину дня всё шло в обычном унылом, но спокойном режиме, изредка нарушаемом привычными криками из кабинета директора. После двенадцати, работники кое‑как скинули остатки оцепенения после выходных, и в офисе то и дело стали возникать стихийные сборища с целью обмена новостями и недавними впечатлениями. С перерыва сотрудники её департамента вернулись, как обычно, захваченные спором о месте человека в мире, что стало для них уже своеобразной традицией по понедельникам.

– Я ей так и сказал: «В этом мире никто никому ничего не должен!» – эмоционально излагал обстоятельства последней ссоры с женой коллега Миша, сидевший в одном ряду с Алисой.

– Да, ты абсолютно прав, – поддакивала большая часть слушателей за соседними столами.

– Если я захочу, то помою посуду или приберусь в квартире, но только потому, что сам так решил, а не потому, что кому‑то что‑то должен! – продолжал оратор свою пламенную речь, всё больше распаляясь.

– Ну подожди… Исходя из твоей логики, твоя жена тоже не обязана всем этим заниматься, – попытался разобраться в вопросе дотошный младший научный сотрудник.

– Именно так! Все люди рождены свободными!

– Давайте узнаем мнение противоположной стороны, – предложил кто‑то. – Алиса, ты что думаешь?

Она думала, что ей бы очень не хотелось быть втянутой в этот разговор. Но выбора, видимо, у неё не было.