Город Отверженных. Цикл Книг: «Сказания о Святых Девах Лаверии и Рыцаре Света». Том I

Здесь?!

А разве имеет значение, где именно я сейчас нахожусь?!

Конечно, да кто я таков, чтобы жаловаться на свою судьбу?

У меня совершенно нет на это права…

Права?! Ха, а что это?!

Здесь подобная Роскошь кажется такой же недосягаемой, как чистый глоток свежего воздуха…

Так может быть хватит уже терпеть, и пора прекратить свои муки?»

 

– Неужели… Ты предлагаешь?! – перехватило дыхание у бедняги от собственного потока мыслей, что тянули его на дно.

 

Схватившись за голову, он попытался обрести контроль. Съедаемый изнутри чувствами голода и отвращения к самому к себе, ощущая лишь глухую боль во всем теле и жуткий озноб, юноша глухо захрипел.

Из последних сил ему удалось путем неимоверных усилий оторвать своё чумазое, всё в синяках и ссадинах лицо от сырой земли. Стиснув зубы, он перевернулся на спину. Ощупывая себя, и не находя живого места на своем исхудавшем, как щепка теле, горемыка снова смыкает глаза.

Пытаясь заглушить голос внутри, что так и шептал ему самые страшные речи, он сжал кулаки. Не найдя сил нанести удар – смог лишь безнадежно погрузить, завернутые в лоскуты ладони в грязь.

 

Время перестало иметь какое‑нибудь значение. Отныне всё казалось таким немаловажным, как и его собственная Жизнь. Уже не в первый раз на ум пришла одна мысль. Если ранее, он мог совладать с собой, то теперь, оказавшись на грани, она казалась ему уже не такой безумной.

Не до конца отдавая отчет своим действиям, паренек раскрыл глаза и начал подниматься на руках. Дабы вырвать себя из плена сырой земли, у него ушло не одна минута. Вскоре, стоя на четвереньках, юноша пополз из канавы, в которую его так «любезно» швырнули те, кому был обязан свежими побоями на лице и теле.

 

Ему уже не в первый раз приходилось вот так «весело» и с огоньком проводить свои вечера. Но почему‑то именно сегодня Чаша Терпения оказалась переполнена. Было ли тому виной жуткий, не стихающий голод, или на нем просто не было места для очередных ушибов – этого паренек и сам не знал.

С совершенно затуманенным взором, не видя перед собой ничего кроме конечного пункта, несчастный медленно направил все свои усилия на достижения своей Цели…

 

Понемногу приходя в себя, ему вскоре удалось принять вертикальное положение. Но хромота на правую ногу, упадок сил и полное отсутствие ориентиров, делало его походку шаткой и ветреной.

Раскачиваясь из стороны в сторону, по памяти, почти не раскрывая глаза, он побрел по узкой утоптанной тропе в ту сторону, где в вечерней мгле тускло горели огоньки лампад.

Пейзаж, представший ему с высоты холма, на который с трудом взобрался чуть погодя, оказался совершенно лишенным жизни и желания им любоваться, отчего смотреть на него было просто невыносимо.

Там внизу, в каких‑то пару сотен шагов, простиралась безжизненная топь, сплошь покрытая иссохшими корягами, да сухой травой. Даже воздух здесь был прогнившим до основания, не говоря уже о почве под ногами, на которую без опаски нельзя было ступить.

 

Несмотря на риск оступиться и увязнуть, паренек последовал именно через эту топь, именуемую местными в шутку «Топь Счастья». Как намек на то, что хоть раз «вкусишь» её – уже никогда не выберешься отсюда живым.

Каждый путник, что осмеливался пройти здесь, даже с закрытыми глазами мог миновать все здешние ловушки, устроенные самой Природой. Но в глубине души, страдалец надеялся, что на его счастье он сделает неверный шаг. Здесь паренек надеялся обрести избавление от всех мук и страданий.

 

Но как бы сильно не «старался» оступиться и упасть, идя вслепую, ему это не удалось. Уже спустя некоторое время, он пересек столь гиблое место.

Тяжело вздыхая, понимая, что теперь не миновать дороги через весь Город, он поник головой. Втянув шею в плечи, сгорбившись в три погибели, хрипло дыша, ковыляя на одну ногу и кутаясь с головой в свой грязный, как и он весь сам, плащ весь в дырках – юноша ускорил шаг. Ему казалось, если его узнают и увидят те, с кем еще совсем недавно имел «счастье» беседовать, тогда его точно порешат на месте.

 

«Как часто это бывает – то, чего Мы желаем сильнее всего на свете, минует нас. Так случилось и на этот раз».

 

Совершенно не поднимая глаз, паренек вступил на центральную улицу Города. Хотя назвать то место, где он оказался «городом» просто язык не поворачивался.

 

Со всех сторон Путника окружали не полные жизни улочки и переулки, а казавшиеся заброшенными, почти разрушенные до основания каменные домики в один‑два этажа. От некогда прекрасных сооружений целыми остались лишь фасадная часть. К ним из всякого хлама, сухих веток и строительного мусора были пристроены еще две стены, на которых и покоилась крыша. Причем чем «богаче и искуснее» была отделка подобных домиков, тем зажиточней являлся его Хозяин.

 

Одеждой простым жителям Города, больше походившим на безмолвные Тени, чем на живых Существ, служили всевозможные тряпки, лоскуты ткани, мешки и прочие вещи. Обмотанные в несколько слоев, закрепленные веревками, они хоть немного защищали счастливых обладателей от непогоды и пронизывающих насквозь ветров.

 

Само собой, здесь, на перепутье центральной и мелких улочек, находились так называемые «Прибыльные кварталы». Место, где даже самый последний горожанин мог найти для себя потеху под стать своим низменным желаниям и «богатству» кошелька.

Вот послышались «сладкозвучные» хриплые голоса уличных девах, что заманивали прохожих в свои крайне небрежно расставленные сети мимо проходящих и проползающих мужиков. Они мало чем отличались по внешнему виду от «жриц любви». За исключением, конечно, изрядно поношенных платьев, которые женщины носили поверх многослойных повязок‑бинтов. Так они старались выглядеть в глазах потенциальных «покупателей» более стройными и грациозными.