Готический роман. Призраки моих историй

«Я спустилась в холл, чтобы открыть дверь брату. Новых слуг мы не нанимали, ведь отец очень тяжело переживал из‑за пропажи старых, к которым он так привязался. Он даже какое‑то время пил. Я просила его нанять хоть кого‑то, ведь в большом доме тяжело управиться троим людям. Везде плесень, паутина по углам и толстенные слои пыли. По возможности я убираю, но ведь на мне еще и готовка. Уилл работает в мастерской сапожником и преподает ремесло, поэтому может не появляться дома по несколько дней. Добираться до работы очень долго и утомительно каждый день, поэтому Уилл часто гостит у друзей. Даже слышала, что у него появилась какая‑то дама, но он о ней ничего толком не рассказывает. Это я случайно увидела у него письмо сплошь в губной помаде. Отец тоже увидел и произнес непонятное слово: «куртизанка».

Брат стал таким скрытным в последнюю пару лет, видимо, повзрослел и не хочет обсуждать свои дела с младшей сестрой. Но мне не хватает общения с ним. В детстве мы были неразлучны: постоянно играли вместе, смеялись над шутками, которые сами же придумывали. А теперь я скучаю, да так, что даже слезы выступают на глаза. Но вы не думайте, не такая уж я плакса, просто совсем одна. Времени на друзей у меня совсем нет. Готовка, учеба, мое рукоделие, которое потом идет на продажу, и больше ничего. Мама умерла от чахотки пневмонии три года назад, и теперь нам стало тяжелее. Я так скучаю по ее родному лицу и голосу, что порой совсем теряю голову, не в силах до конца осознать, что ее нет рядом. Отец мой тоже очень тоскует, подолгу смотрит на ее портрет в холле, и на глазах его проступают скупые слезы. Он часто ругает Бога за несправедливость, ведь мама была на двадцать два года моложе отца».

 

Такая меланхолия меня охватила, что это отразилось на моем творчестве. Но это мой способ выражения чувств, своего рода терапия для того, чтобы расслабиться и успокоиться. Неужели что‑то стоящее получится в этот раз?

Дождь барабанил в окно, а я все сидела и печатала, пока не услышала шаги на этаже. Потом послышались приглушенные всхлипы и кто‑то хлопнул дверью в родительской спальне. Это еще что? Мама плачет?

Я осторожно вышла из своей комнаты и увидела, что дверь в спальню родителей прикрыта не до конца. Через небольшую щель я заметила маму. Она сидела на кровати и держала в руках какую‑то бумагу, похожую на письмо. Глаза ее действительно были на мокром месте, но она больше не всхлипывала, лишь изредка шмыгала розовым распухшим носом. Решив, что пора выходить из укрытия, я прокралась обратно в свою комнату, а потом громко затопала по коридору и постучала в дверь, будто только что вышла.

– Шарлиз? – позвала мама, встрепенувшись. Голос ее слегка дрожал.

– Да, это я.

– Заходи, – разрешила она.

Когда я зашла, письма в ее руках уже не оказалось. Она смирно сидела и смотрела на меня вопросительно.

– Ты что‑то хотела? – она даже попыталась улыбнуться, но вопрос прозвучал немного резко. Неужели я не вовремя? Что‑то второй день мне все улыбаются вымученной улыбкой. Что за страдания обрушились на моих близких?

– Да нет, – ответила я, пожимая плечами. – Просто зашла спросить, как дела.

– Все нормально, – голос ее уже больше не дрожал. – Была на рынке, кое‑что купила. Одну старую шкатулку с Одри Хепберн. Думаю, тебе понравится.

Как только она заговорила о любимом коллекционировании, мученическое выражение лица будто стерли ластиком и нарисовали доброжелательное и жизнерадостное.

Мама залезла в мятый бумажный пакет, который стоял у нее в ногах, и достала оттуда металлическую шкатулку, которая вся была отделана камнями и узорами. А сверху, на крышке, было чудесное винтажное изображение Одри Хепберн.

– За полцены оторвала, – похвалилась мама, вертя шкатулку в руках. – Оставлю ее в спальне.

– Да, очень красивая, – восхитилась я, любуясь любимой актрисой.

Мама бережно поставила прекрасную вещицу на прикроватную тумбочку, а потом, сказав, что пойдет готовить ужин, быстро вышла из комнаты, напевая какую‑то песенку, даже не взглянула на меня. Я ничего не успела ответить, а ее и след простыл.

Что за секреты у всех от меня? Не понимаю. Я еще какое‑то время оставалась в спальне. Присев на кровать, я смотрела в окно, как дождь и ветер терзают деревья. Потом на меня навалилась какая‑то лень и я прилегла на подушку, прикрыв глаза. Полежу немного, а потом пойду писать дальше, пока не ушла моя муза. Такая мягкая кровать, что грех не полежать на ней пару минут. Мама очень любила шелк, поэтому постель и покрывало на ней были из этой прелестной приятной ткани. Шелк был прохладным, но комната родителей хорошо отапливалась по сравнению с моей (какие‑то проблемы с проведением отопления), поэтому чувствовала я себя вполне комфортно.

Я растянулась на покрывале, усыпанном рисунками с нежными винтажными розами, и сунула руку под подушку, прямо под наволочку. Так мне удобнее всего. Но кое‑что меня смутило на этот раз, а именно то, что рука моя наткнулась на какую‑то бумагу. Я ахнула. Усталость мою как рукой сняло.

Да, бумага действительно оказалась письмом. Крупный витиеватый почерк был похож на женский, но на самом деле написано оно было мужской рукой.

Боже, тут и признание в любви, и прощание. Кто‑то любит мою маму тайно. Какой ужас. Такого я не ожидала. Похоже на какую‑то злую шутку. Не могу поверить, что такое вообще возможно в моей семье. Жаль, что нет конверта, я бы узнала имя этого человека. Такие высокопарные слова он пишет в своем послании, будто бы герой из какой‑то очень старой прозы. Видно, очень образованный и, может, даже старше моей мамы. Но это лишь мои догадки, ведь с таким воображением, как у меня, я и не такое могу выдумать.

 

«Дорогая Жаклин, мне так много нужно тебе сказать. Мне так жаль, что все произошло именно так. Но я понимаю тебя, моя душа, мое счастье и моя тревога. Я знал, что ты не сможешь уйти из семьи, ты слишком благородная женщина. Никого я не любил так же сильно, как тебя. Кажется, впервые в жизни я полюбил по‑настоящему: глубоко и искренне. Я пишу тебе так давно, но за эти пару лет ты ни разу мне не ответила. Это мое последнее письмо. Сожги его, чтобы никто никогда не прочел эти грустные строки. Пусть воспоминания обо мне будут лишь сладким сном для тебя. Вспоминай наш с тобой Париж, нашу веранду, наше место на том пляже… Ты такая красивая. Я буду любить тебя вечно, ведь ничего дороже тебя для меня нет и никогда не будет. Прости меня за все, ты достойна большего.

Твой Д.».

Я чуть было не расплакалась. Странные чувства мной овладели. Мне одновременно было жаль моего отца и того незнакомца. Как же это все неожиданно. Мама ведь всегда занималась своим коллекционированием и ничего вокруг не замечала, кроме старых безделушек. Она же была полностью в своем хобби, неужели это письмо может быть правдой? Я думала, что кроме отца у нее вообще никого и никогда не было. Как можно было поверить в измену? Это же мои родители, мои мама и папа. В моем мире они всегда вдвоем и любят друг друга по‑своему.