Грешник
С этими словами в сторону девушки потянулось щупальце с блестящим черным шаром на конце. Когда оно почти добралось до её ног, пространство между Анной и чудовищем пересекла серая тень. В неверном свете костра блеснули острые когти. Девушка поймала взгляд огненных глаз. Отрубленные щупальца рухнули на землю. Шаим истошно завопил.
***
Маркус очнулся в разрушенной хибаре. Над головой через отверстия в крыше светило заходящее солнце. В воздухе пахло озоном, как перед грозой. Привратница безупречно выполнила свою работу, перенеся сюда его бесчувственное тело. Вот только что она потребует взамен… Об этом Охотник постарался не думать. В любом случае, как только он поймает Шаима, он рассчитается со всеми. Они, наконец, оставят его в покое и дадут спокойно спать по ночам. Хотя бы ненадолго.
Мысль об Анне возникла в его сознании подобно вспышке. Как она? Погибла? Хорошо, если так, потому что, если нет – в этой жизни есть много вещей, которые хуже смерти. Может ли он обречь на них доверившуюся ему девушку? Надо убедиться, что она мертва, ну, или хотя бы попытаться спасти её, если успеет.
Каким‑то странным образом Маркус осознавал, что находится сравнительно далеко от своих врагов и добраться до них пешком – значило обречь свою спутницу (если она жива) на верные мучения. Можно, конечно, опять воззвать к Привратнице, но она не сможет открыть врата на большое расстояние, да и местонахождение девушки он не знает.
Внезапно Маркус понял, кто в состоянии ему помочь быстро найти врагов и добраться до них. От воспоминания об этом все мышцы свело судорогой, а в сознание против воли проник холодный липкий страх. Не такой сильный, как в ТОТ день но все же. Собравшись с мыслями, Охотник коснулся Печати у себя на животе и произнёс литанию вызова.
***
Крепость‑Монастырь Ордена Стерегущих Ночь. 20 лет назад
Колодец Душ располагался в невысоком одноэтажном здании, напоминающем склеп. Снаружи мраморные стены здания были исписаны защитными знаками и рунами, на вид казавшимися очень древними. Маркус даже и не пытался думать, какая сила смогла высечь эти символы на мраморе. Стены здания по своей толщине могли запросто посоперничать с крепостными.
Алехандро Рамирес открыл тяжёлую металлическую дверь и жестом пригласил Маркуса внутрь. Внутри здания их ждало тёмное помещение размером двадцать на двадцать футов. В центре помещения был круглый провал, заключенный в вырезанную на полу пятиконечную звезду. Из провала пахло сыростью. Даже в неверном свете, выходившем из приоткрытой двери, он выглядел абсолютно чёрным.
– Ты точно готов? – спросил Рамирес.
– Да, падре, – с жаром ответил Маркус.
– Ритуал вызова помнишь?
– Так точно, падре, – мальчишеский голос дрожал от волнения.
– Я верю в тебя, Марко, – Рамирес по‑отечески потрепал мальчика по стриженой голове. – Но помни, он попытается подчинить тебя без боя. Не сдавайся. Помни о том, что ты будешь сражаться на своём поле, там, где ты почти всевластен.
– Почти?
– Да, Марко, почти. Твои страхи, слабости, амбиции – все это может послужить источником силы для Него и привести тебя к гибели.
– Я помню, падре, – ответил звонкий мальчишеский голос.
– Отлично. Я запечатаю дверь снаружи Святым Словом. Если победишь, сможешь ее открыть. Если проиграешь, он не сможет открыть и будет жить, пока не умрёт и не истлеет твоя оболочка, – Рамирес жестом показал на скелеты, в беспорядке лежавшие рядом с колодцем.
– Я понял, наставник.
– Хорошо, Марко. Надеюсь, ты сможешь выйти из этой двери. Если так, я отпущу тебя в город. Ярмарка ещё не уехала, да и девочки не будут против твоего повторного визита.
– Я вернусь, падре, – пообещал Маркус.
Алехандро Рамирес вышел из помещения и закрыл тяжёлую дверь. Короткий скрип петель, гулкий удар, воцарившаяся тьма.
Маркус сел в позу лотоса у колодца и уверенным голосом произнёс заклятье вызова. Округлый провал вспыхнул багровым. Из него вылетел алый протуберанец и ударил юношу в грудь. В помещении опять воцарилась тьма.
****
Маркус очнулся на каменном полу бесконечного помещения. Во все стороны простиралась сплошная темнота. Единственным пятном света было то место, где стоял юноша.
– Ну, здравствуй, жалкий мешок плоти! Ты воззвал ко мне. Вот уже сотню лет никто не звал меня в свой разум, – голос казалось, исходил отовсюду.
– Я не боюсь тебя, Оден. Выходи! – Маркус достал из ножен на спине рунный клинок.
– Ты знаешь моё имя! Но меня уже тысячелетия зовут не так. Я – Зверь! – из темноты раздался громогласный рык.
– Я знаю, кем ты стал, Оден, один из Семерых. Я пришёл за твоей силой.
– Так возьми! Без боя. Позволь себе стать мной. Моим сосудом, – рык сменился свистящим шёпотом.
– Нет! Либо сражайся, либо прочь! – яростно выкрикнул юноша.
– Как пожелаешь. Я заберу это тело силой!
Из тьмы на Маркуса шагнуло чудовище. Внешне Зверь напоминал высокого мускулистого мужчину, однако его кожа была серой и чешуйчатой, а руки кончались длинными когтями. Искажённое лицо было лишь пародией на человеческое. Вместо носа чернели два отверстия, из узкой линии рта выступали острые клыки. Глаза сверкали жидким огнём. Голову чудовища венчали витые рога. За спиной виднелись широкие ленты, складывающиеся в подобие двух крыльев.
Монстр заревел и кинулся на Маркуса. Тот сделал шаг назад и нанёс резкий удар клинком – сверху вниз. С клинка сорвался серп синего пламени и врезался в грудь Зверя, остановив его движение.
– А ты силён, юноша! Наконец‑то у меня появился достойный противник!
Бой, по ощущениям Маркуса, длился целую вечность. Монстр нападал, юноша отражал выпады клинком, разя в ответ. Каждый успешный удар оставлял на теле чудовища кровоточащие раны. Всего пару раз когти Зверя смогли достать юного воина. На груди и бедре алели глубокие порезы. Однако, несмотря на них, Маркус продолжал сражаться, как одержимый. Меч в его руках двигался по самым немыслимым траекториям встречая врага либо холодной сталью либо вспышками синего огня.
Зверь заревел и кинулся в последнюю отчаянную атаку. Маркус позволил ему приблизиться настолько, что когти чудовища практически касались его груди. Внезапно юноша сделал шаг вправо и вперёд, нанося удар снизу вверх. Лезвие без труда рассекло плоть чудовища, и монстр рухнул на бетонный пол, перерубленный наискосок. Когти в бессильной злобе царапали пол.