Кирин. Дракон, который слишком долго жил среди людей

Всё это звучало сомнительно, и Джон, конечно, не поверил. Да и смысла в этом разговоре он особого не видел, поскольку знал, что президент намеревается освободить пленницу. Джон давно был в курсе этой ситуации с заточением. Это подсудное дело, и в случае если информация об этом просочится в прессу, разгорится скандал, что определённо вызовет обвал стоимости акций «Ли Гон Индастриз», а корпорация понесёт многомиллиардные убытки. Так что желание президента было весьма рационально. Но что‑то пошло не так. Об этом Джон решил подумать позже. А сейчас нужно было отыскать мадам Со, которая присматривала за девушкой, и позаботиться о завтраке.

 

Глава 5. Ростки добра и зла

 

Зерно. Девушка ест зёрна пшеницы, и это уже весьма странно. Пьёт только воду – это ещё куда ни шло. А ещё с ней нельзя разговаривать и по возможности следует стараться не смотреть в глаза. Странно? Да. Но это то, что удалось выяснить Джону Хёку у поспешно собирающей свои вещи пожилой женщины.

Мадам Со никто не собирался отпускать, поскольку она знала слишком много и относилась к тем людям, судьба которых должна была решиться сегодня президентом. Но женщина этого не знала, хотя определённо чувствовала опасность и очень надеялась покинуть усадьбу в числе тех счастливчиков, которые уже получили расчёт и должны были уехать на заказном автобусе ровно в полдень.

Мадам Со трясущимися руками передала Хёку толстую, потрёпанную временем тетрадь. Парень пролистал несколько страниц, исписанных нервным, тянущимся вправо почерком. Что‑то было зачёркнуто, что‑то переписано и обведено.

– Вот здесь абсолютно всё, что касается Ки, – косясь в сторону дверей, заговорщицки прошептала женщина. А после добавила ещё тише: – Джон, я вижу, ты человек с добрым, светлым сердцем. Держись этого света. Иначе ты долго здесь не протянешь. Здесь трудно выжить. Когда приходится бороться с самим собой… Для многих эта борьба уже закончилась поражением.

– О чём вы? – сведя на переносице светлые брови, спросил начальник охраны.

– Это проклятая земля. Все, кто ступает на неё, становятся причастны к совершённому греху. И это непосильная тяжесть. Но, конечно, тяжелее всех придётся молодому хозяину, – завершила свою тираду женщина и задумчиво уставилась в окно. Затем вздрогнула и, засуетившись, принялась утрамбовывать оставшиеся вещи в старые потёртые чемоданы.

– Скажите, а… она вообще не спит? – всё‑таки спросил парень, хотя и сбился на середине предложения.

– В тетрадке есть всё, что нужно знать про Ки, – отмахнулась мадам Со, явно не желая больше отвлекаться на разговоры.

Джон Хёк вышел молча, не стал расстраивать пожилую женщину и говорить о том, что ей вряд ли удастся покинуть усадьбу сегодня. Это ей скажут другие, и уже совсем скоро. Хёк передёрнул плечами и, сжав злополучную тетрадь в пальцах, поспешил выполнять приказ президента.

 

Комната была небольшой. Может, метров двадцать, но в ней умещался камин. Хотя в камине не было дров, и из‑за крайней степени заброшенности, в которой он находился, сложно было представить, что в нём когда‑то мог пылать огонь.

Ещё в помещении был стол. Полки с бесчисленными книгами закрывали стены почти полностью. В углу стояла двуспальная кровать, скрытая цветастым, но блёклым от времени пологом. И почти по центру – кресло, в котором неподвижным каменным изваянием и сидела Ки, как её называла мадам Со.

Вопреки предупреждению, которое взволнованная мадам Со повторила несколько раз, дабы убедиться, что Джон воспринял его всерьёз, о том, что на девушку лучше не смотреть, глаза сами собой возвращались к Кирин и снова и снова удивлялись её нездоровой, какой‑то нереальной бледности, которой отливала кожа тонких рук, шеи и лица.

Джон вот уже в который раз заставил себя отвернуться, чтобы наконец найти упомянутый домработницей мешок с зерном. Воду он принёс сам – большую двадцатилитровую бутыль, которую управляющий радостно вручил ему, упомянув, что вода у мисс вчера должна была закончиться и бутыль следует заменить. Бутыль в итоге была поставлена рядом с полупустым мешком, в котором и обнаружилась та самая пшеница.

Парень развязал мешок и деревянной плошкой, найденной в его недрах, попытался зачерпнуть зерно, что закончилось полным фиаско. Нет, зачерпнуть‑то он зачерпнул и даже достал плошку из мешка, а вот дальше всё пошло не по плану.

– Твою ж… – вскрикнул начальник охраны и, отшвырнув деревянную миску, отпрянул от мешка, чтобы совсем по‑детски запрыгать на месте, стряхивая с рукава пиджака чёрного, блестящего, просто огромного, величиной с добротную металлическую зажигалку, жука, зацепившегося своими корявыми лапками за ткань. Стряхиваться жук категорически отказывался.

Впрочем, он был здесь не один. Из‑под упавшей на пол и опрокинувшейся миски, помимо пшеницы, по полу рассыпались его чёрные собратья и принялись резво расползаться в разные стороны.

Джон, считающий себя человеком, повидавшим многое, следовательно ко многому готовым, побледнел и, потянувшись, пальцами ослабил ворот рубашки. Взять себя в руки и не визжать, как девчонка, при виде жуков, которых он не переносил с детства, оказалось не так‑то просто. Но всё же начальник охраны справился, сглотнул сухой ком, с болью прокатившийся по горлу, и, стараясь не передёргивать плечами, наклонился за плошкой, а затем зачем‑то посмотрел на девушку. И вот тут снова вздрогнул, почувствовав сразу всем телом тяжёлый взгляд пронзительно‑зелёных глаз.

Холодный пот, дрожь, расползающаяся по коже, ощущение всё наращивающего свой темп сердца, шум в ушах… и привкус дешёвого, но действительно пугающего ужастика.

А Ки медленно захлопнула книгу, не вставая, всем телом повернулась к застывшему возле мешка парню и, словно наконец ожив, скинув оцепенение, выбравшись из него, как из старой, давно отмершей кожи, светлым до звона в ушах голосом вдруг спросила:

– Вы читали Библию?

Ощущая лёгкое онемение мозга, Джон пытался сообразить, как ему, собственно, поступить в этой ситуации. Президент не давал никаких конкретных указаний. И было непонятно, нужно ли соблюдать правила поведения, про которые твердила мадам Со? Президент вроде как хотел освободить пленницу…

А девушка всё смотрела на него этими своими до дрожи странными глазами и ждала ответа.

И ещё ползающие под ногами жуки…

В ушах у Хёка от этого шумело всё сильнее. Поэтому, оглушённый и испуганный, начальник охраны не нашёл ничего лучше, чем замотать головой, абсолютно отрицая всякую причастность к духовной литературе и Библии в частности.

Такой ответ весьма опечалил Ки. Она недовольно скуксилась и, положив книгу (только теперь Джон рассмотрел, что это действительно была Библия) к себе на колени, поставила на неё свои острые локотки и подбородком опёрлась на сцепленные меж собой пальцы рук.