Кого ты видишь? Я медиум. Книга первая

– Ванечка здесь проездом. – Скудность маскировки их мотивов убедила – родители пребывают в возбуждении от перспектив. Я захватила пару виноградин с блюда и обратилась к герою вечера:

– Да как удачно – к ужину! – Своим гостеприимством я шокировала не только зардевшегося ухажера. Мама засуетилась и приступила к прямым обязанностям хозяйки. Отец дипломатично вызвался помочь. В радиусе десяти метров осталась только Лика. Руки были развязаны, парень перед носом в восторженной прострации, родители на кухне. Я сбросила маски. – Так, Ваня. Или как называть тебя теперь?

– Вантуз, – гость усмехнулся без тени ложного стеснения и поразил реакционной аргументацией. – Ты удивишь меня только в одном случае. Если согласишься выйти за меня… завтра!

Я не сомневалась, что смогу отстоять свой суверенитет. Но перспектива довести до открытой конфронтации трех соучастников, попирающих мою свободу, была не из приятных. Однако творческая натура отвлекла от планов контратаки, и я занялась художественным анализом колоритного юноши.

Его лицо заострилось, подчеркнув мужественные выбритые скулы. Из‑под густых бровей сверкали ореховые глаза. Как южанин, Иван отличался ровным бронзовым загаром, и румянец, выдающий темперамент, только подчеркивал безупречность кожи. Густая копна вьющихся пшеничных волос, выгоревших на солнце, частично скрывала все те же знаменательные уши. Зато прошлая тучность переросла в медвежью «крупнокалиберность», теперь уже, упакованную в милитари.

«Все в образе конфедерата», – переключилась на его армейские штаны, гадая о содержании набитых, наглухо застегнутых карманов. Но мой оценивающий взгляд дезориентировал юношу. Он горделиво поправил «экстерьер»… Моя виноградина попросилась экстренно назад. Я сбежала в ванную.

В столовой был сервирован стол, расставлены приборы, закуски, фрукты, вино и свечи. Фоном звучал позитивный Штраус. Отец настраивал гитару, Вантуз басовито блеял с матушкой на кухне, а я стояла у окна и перебирала головки кровавых роз. Никакого отклика они не вызывали. Я не могла поймать ни аромата, ни атмосферы самого букета. Словно, он был чужой.

Незаметно поднялась к себе и устроилась напротив ирисов в холодной гамме. Закрыла глаза, вдохнула аромат. Снизошел покой. Ирисы отозвались хвоей, дельфиниум – бальзамическим древесным удом, а маргаритки – свежестью дождливой летней ночи. Вынесла плачевный диагноз: «Паросмия – извращение обоняния по типу обонятельных галлюцинаций. Верный признак – шизофрения».

– Девочка, за стол! – Снизу раздался мамин голос.

В дверях эркера появился бестактный Вантуз:

– Вот это стеклянная тюрьма! Аквариум. А так уютно. Пахнет красками.

– Вантуз, идем к столу. Не надо ни компромата, ни диффамаций, ни авансов.

– Чего? – У Ваньки вытянулось лицо. Я только чертыхнулась, вспомнив о приблизительном уровне IQ новоявленного жениха, и объяснила для пустоголовых:

– Идем. Ты лучше ешь и ничего не говори. Родители будут довольны.

Медведь с высоты своих практически двух метров окинул глазами комнату и вдруг понизил голос:

– Цветы?

– Цветы.

– Чьи?

– Мои.

– Не понял?

– Пойдем, медведь, они не съедобны.

Вантуз прищурился, но гостя к столу препроводила Ли. Да так любезно, что тот забился в угол и выразительно пыхтел. Я только искусала губы, подавляя хохот.

Семейство почтило вниманием большой овальный стол в просторной терракотовой столовой. Во главе стола – отец. Напротив – гость. Мама мечется между кухней и гостиной. Ли несет караул, орошая слюнями пол в метре от Ивана, а я – «бледной плесенью» в углу – продумываю тактику отречения от брака. За обильным ужином идет оживленная беседа. Родители выуживают малейшие детали о соседях, садах, вине, погоде, экспансии туристов, рыночной торговле, подводной охоте и новостройках в родном городе. Иван, уничтожая закуску и аперитивы, подробнейше посвящает Бригов в курс дел.

Когда семейство с жаром отдалось музыкальной паузе, я удалилась на крыльцо. Предлог был безобидный – Лику тошнило от Ивана. И чтобы не остаться без собаки, я выбрала миссию Красного Креста, пренебрегая подтанцовкой и бэк‑вокалом. Пока Ли паслась у кустов, опомнился телефон. Но заводная мелодия сиртаки, доносившаяся из столовой, не позволяла абоненту сосредоточиться на диалоге. До меня доносился только рокот. Я была раздражена, поэтому случайный абонент удостоился холодного приема:

– Уважаемый, вы мимо цели. Настройте ваш прицел. Будьте здоровы.

Обнаружив картину – Бриги в одной связке с Княжиным, я обреченно констатировала – родители соскучились по дому, и срочно начала искать альтернативу таким застольям. Озарением сработал вопрос отца:

– Как охота? Батя твой нашел напарника?

Наши семьи с давних пор дружили. Мужчин объединяли две страсти: греко‑римская борьба и подводная охота с гарпунами. Иван впал в другую крайность. Захлебываясь азартом, описывал отцу последние трофеи. Красное словцо громилы было сообразно его масштабам. Однако родителей гипербола нисколько не смущала. Мама украдкой промокала слезы. Когда высморкался отец в салфетку, я вмешалась:

– А когда же подавать «Каре»?

Мама опомнилась, «баян» умолк, отец пришел в себя, Ли получила огромную лепешку. Я отправилась на кухню за традиционным семейным блюдом.

– Каре ягненка в фундуке?! – Ваня обнаружил второе дыхание. Его влюбленные взгляды резко поменяли свой объект. – Да это же такой деликатес!

– Я помню, как ты его любил, – мама сияла, отец млел. Приступ тошноты накрыл уже не собаку, позеленела я. Ваня был параллелен ко всему, кроме ягненка:

– Да я его просто обожаю! И не только его. – Меня поставили в один ранг с едой, удостоив затуманенного взгляда. Нет, показалось. – Мм… А ваша мусака с баклажанами…

– Ох, Ваня… Побалую тебя на завтрак.

Ваня вряд ли слышал мамины анонсы, обгладывая четвертое баранье ребрышко. Бриг‑старший тоже от него не отставал, а я посматривала на часы и ковырялась вилкой в греческом салате. В голове стучало: «На завтрак?! О, нет. Не переживу подобного матримониального экстрима».

На телефон пришло сообщение: «Мы должны поговорить!»

– Ты‑то кто? – Источник не определился. Через пять минут пришло еще одно: «Выслушайте меня!» – тот же аноним. Я недоумевала. – Вантуз здесь. С набитым ртом. Проглотит, буду слушать, пока не начнет икать. Вот, кстати, уже «привет от сухомятки»…