Кого ты видишь? Я медиум. Книга первая
– Ага, я. Еще рано, – пропуская меня вперед, приветливо ответила. – Выпить? Конечно. Время? Три?
– Почти четыре. Коньяк и закуска. На ваше усмотрение. Только не рыба.
Провожая к столику клиента, официантка ловко поправляет скатерть, расставляет приборы и, подавляя зевоту, задает дежурные вопросы:
– Располагайтесь. Кофе? Только придется подождать.
– Не тороплюсь. Крепкий ристретто[1]. – На край стола выкладываю купюры. Щедрое вознаграждение за бестактность. – Спасибо. Света не надо.
Попыхивая дудкой, медиум провожал взглядом спящие палестины и иронично подводил итог последних месяцев бесславного существования.
Январь, февраль, март – под одним параграфом – «Слежка». Фото, видео, диктофон – весь арсенал наемного детектива или киллера. Вместо снайперской винтовки с оптическим прицелом – сущность монстра. Хищник следовал за жертвой. Когда разуму удавалось достучаться до меня, я заваливал себя командировками.
Вот и сейчас экстренно сворачивал одну из таких экспедиций. Возвращался в истощенном состоянии, как побитая собака. Пригубив коньяк, я закрыл глаза и не без горького конфуза воссоздавал в памяти причину своего позорного бегства.
Первые солнечные дни апреля. Я ехал из загородной вотчины Аркаши Барина. Подросший тигровый кобелек чувствовал себя несчастным. Его папаша принял отпрыска весьма нерадушно и в самой варварской форме указал на дверь. Псов растащили, но Жак не обошелся без отметины – пара дырок от клыков сурового родителя украшали правую брылю. Пес понуро смотрел в окно. Его хозяин тоже не отличался позитивом.
Мое состояние было подобно ретроградной амнезии [2] . Словно и не было этих семнадцати лет самоконтроля. Меня отчаянно влекло к недосягаемому субъекту. Ни спорт, ни профессиональная деятельность, ни стимуляторы, ни алкоголь, ни антидепрессанты, ни даже синтетические опиаты не помогали хищнику забыться и отключить агрессию. Я избавился от бонга, конвекционного вапорайзера, кассировал все курительные смеси, наркоту и, сдавшись, следил за жертвой, избрав в качестве декомпенсации криминальные разборки.
Обладатель мокрого носа толкнул в плечо, и пока я выплывал из депрессивного болота, залился воем и уже метался по салону, грозя повредить кожаную обшивку Hummer H2.
– Вандал! Уймись!
Вдоль дороги разгуливала грациозная мраморная пава. В ступоре я пропустил свой поворот и нарезал круги по Парковой:
– Один лес! На двоих один поселок… Черт! Я просто убью девчонку где‑то в этих ебенях. И все из‑за тебя, меховой тигровый валенок. – Пес косился на четвероногую подругу и тянул носом воздух. – Жак? Нет! Для меня большая жертва, а для нее – смертельный фактор риска, что я тебя оставил. Если бы не сердобольные Гордоны, я бы тебя съел еще зимой.
Жак сочувственно смотрел в глаза хозяину и робко вилял хвостом. Но стоило подъехать к дому, открыть дверцу, питомец вылетел через водительское сидение и, проявляя завидную прыть, уже карьером рассекал через лес в известном направлении.
– Ах ты паршивец! – Я смирился с тайной страстью, но выдержать официальное знакомство на уровне собаководов был явно не готов. Рванул наперехват, свернул на «запретный» бульвар, и объект резко поменялся. Хищник увидел жертву. Цель зафиксирована. Протокол мутации запущен. Дива еще разворачивалась. Подозрительность на ее лице сменялась удивленным узнаванием. «Стоп!» – внутренний императив плавил мозги, а я несся и стонал:
– Не могу остановиться. Прости девочка, но я убью тебя…
Предчувствуя атаку, мраморная сука встала на дыбы и загородила собой хозяйку. Жак шарахнулся от разъяренной взрослой собаки.
«Спокойно. Просто измени траекторию», – сквозь хаос жажды я ухватился за тихий голос, пробил навылет останки сугроба и неуправляемым снарядом влетел в кучу мусора, собранную санитарной службой. В сознании – туман, перед глазами – рыхлая каша, в носу – вонь талого снега. Ее запах летучим призраком.
– Окурки, пакеты, дерьмо, тухлая трава. А это… Презерватив, пара иголок от шприцев и женская прокладка?! Твою мать! – Заляпанный в грязи, остатках собачьих радостей, птичьем помете и прошлогодней листве, сноб подробно дактилоскопировал содержание среды, в которую влетел, уткнувшись рылом.
– Гордон, ты – клинический идиот. Вместо царственного аромата смакуешь нечистоты?! – Зверь аплодировал, а я поднимался на ноги из тошнотворного месива. Притихший пес брел к униженному хозяину, искоса поглядывая на звезду своих подвигов.
«Ты мне ответишь!» – я скрипел зубами, но после пяти минут бесчестия уже матерился вслух, вымещая зло на собаке:
– Поедешь к Барину. И будешь нюхать задницы коров и бегать за гусями!
Себя не блокировал, агрессия сочилась через поры. Жак попал под раздачу. Рыча непереводимые эпитеты, сгреб бессознательного пса с асфальта и, удаляясь с ношей на руках, терял то малое количество энергии, которое еще осталось у монстра, на восстановление питомца. Я шел по аллее и чувствовал ее взгляд. Придерживая собаку, прима моего спектакля молча наблюдала это скандальное представление. Обернулся – в аллее никого. Ускользающий след исчез, словно окончательный плевок в душу.
Все время командировки хищник злился, но промучившись в изоляции голодную неделю, взвыл, сел в первый же поезд и вернулся к шпионажу.
– Ваш кофе, – официантка услужливо поставила чашку с густой ароматной пенкой, стакан воды и, отступая, прятала глаза. – Не беспокоить, да.
В тамбуре послышалась возня. Двое загулявших пассажиров, не просыхая с Арзамаса, требовали продолжения банкета. Им было отказано в самой некорректной форме. Парни возмутились. По ушам резанули женские децибелы. Я усмехнулся, но так и остался единственным клиентом ночного вагона‑ресторана.
Предвкушая встречу, оголодавший вампир сошел на перрон, взял машину со стоянки и проложил прямой маршрут. Часом позже Nissan Patrol бесшумно подъехал к дому Бригов. Конспирация соблюдена, хищник сконцентрировался:
– Не понял. – Бриги общались за столом в гостиной, настороженная Ли несла караул у двери. Сама же причина моего унижения отсутствовала. – Почти полночь! Где она? – Сатанея, двинул по колену. Рисковать машиной у дома Бригов было равносильно суициду. Зверь провоцировал:
– Ты – не ее владелец.
– Да по хрен! Я – аномалия. Какое мне дело до логики вообще? Она – моя!
[1] Разновидность густого эспрессо.
[2] Отсутствие воспоминаний о событиях, непосредственно предшествовавших бессознательному состоянию или иному психическому расстройству.
