Колыбельная горы громов

Между тем остальные бандиты ещё не осознали случившееся. Не видя какого‑либо сопротивления с нашей стороны, они несколько расслабились и теперь предвкушали быстрый хороший куш от двух трусоватых путников. Что мне было только на руку, точнее на обе руки, а иногда и ноги.

Выхватив свой меч и кинжал, я ринулся к оставшимся бандитам. Первые двое с копьями сразу же отлетели в стороны и дружно плюхнулись в воду. Ещё двое меченосцев попытались сопротивляться, но после нескольких секунд звона мечей, каждый получил удар в лоб рукояткой кинжала и молча улёгся на землю. Последний меченосец, наблюдавший за нашей схваткой, просто повернулся ко мне спиной и бросился бежать со всех ног с места битвы. Проследив за ним взглядом, я на несколько мгновений упустил из виду главаря, отчего практически сразу же пожалел.

Мой проводник всё‑таки меня не послушался, а оставив лошадку стоять в сторонке, выхватил свой кинжал и кинулся мне на помощь. И нарвался на главаря бандитов. Скорее всего виконт действительно был гораздо лучше подготовлен для боя, чем его подчинённые, так как, когда я обернулся в его сторону, он уже одной рукой держал мальца, прижимая его к себе, а другой приставлял к его горлу отобранный у Далина кинжал.

– Быстро, бросай своё оружие и подведи мне лошадь, – заверещал атаман, – а не то я перережу горло твоему товарищу. Клянусь, перережу.

– Хорошо, хорошо, – отозвался я, – уже бросаю, только пощади моего товарища. Я сделаю всё, что ты хочешь.

Виконт торжествующе осклабился, правда ненадолго, так как ему приходилось удерживать моего проводника. Тюрбан паренька почти сполз ему на глаза, колени Далина подогнулись, и, возможно, он упал бы, если бы не старания атамана.

Я сделал вид, что кладу оружие на землю, но, наклонившись, резко выбросил руку, метнув кинжал. Виконт явно не успел осознать, что умер, так как, когда стал сползать на землю, на его лице всё ещё блуждала довольная улыбка. Кинжал невозмутимо торчал у него во лбу, точно между глаз.

Я прыжком оказался рядом с парнем и схватил его одной рукой за руку, не давая упасть. Несмотря на пережитое, он быстро пришёл в себя и первым делом поправил свой тюрбан.

Я подошёл к лошади, взял из нашей клади фляжку с вином и хорошо к ней приложился. Активация боевых режимов была очень эффективна, но довольно хорошо расходовала ресурсы тела, поэтому после боя всегда требовалась подпитка энергией. Вино с пряностями, которое нам продал трактирщик, как раз подходило для начального восстановления ресурсов тела.

Осушив флягу до половины, я подошёл к тяжело дышащему Далину и вложил флягу ему в руки.

– Вот, подкрепись, тебе сейчас необходимо.

Далин отхлебнул от фляжки и закашлялся. Лицо его покраснело, но он явно оживился, взгляд его приобрёл прежнюю боевитость.

Пока мы «праздновали» победу и восстанавливали свои силы, те четверо разбойников, которым посчастливилось принять ванны в этот солнечный денёк, смогли выбраться на берег и опрометью ринутся в лес.

– Вы пощадили их, Зарик, – проговорил проводник, провожая взглядом удирающих собирателей дани с большой дороги, – но почему? Разве вы не испытываете чувство ненависти к врагу, который вас пытался лишить жизни?

– Самое главное, что мы выполнили свою задачу – разбили отряд разбойников и остались живы, – ответил я, – а ненависть плохой советчик. Как‑то один мудрый человек сказал, что надо любить своего врага.

– Любить?.. – на лице Далина было написано неподдельное изумление, – но…

– Ну не то, чтобы прямо любить, – попытался я объяснить то, что мне когда‑то объясняли мои наставники по рукопашному бою, – скажем так, относиться с пониманием. Но продолжим наш путь, я по дороге тебе всё объясню.

Нам всё же пришлось потратить некоторое время. Далин проверил, что сталось со снайпером и вернулся с трофеями – арбалетом и несколькими болтами к нему. Мне пришлось извлекать свой кинжал из головы виконта и обыскивать его труп. Как результат – кошель с парой золотых и несколькими серебрушками. Для выполнения миссии, денег у меня было достаточно, но пришлось поддерживать образ странствующего наёмника. Кошель я также передал Далину, к вящей радости последнего, в счёт возможных расходов на ресурсы для нашего путешествия. Приобретя в его глазах образ щедрого странствующего наёмника.

Затем, прихватив своего нового товарища, грустную лошадку, которой наша схватка с разбойниками не прибавила весёлости, мы более не стали терять времени, а зашагали дальше по дороге. Далин шёл, изредка прихлёбывая из фляги и внимательно слушая мои объяснения.

– Так вот, – продолжал я излагать свои доводы, – ненависть застилает глаза, а следовательно может привести к поражению. Нам же в схватке необходимо хладнокровие. Точная оценка возможностей врага и своих возможностей. Сделав это, мы уже наполовину победим. Ну а, так как мы уже практически победили, нам незачем пытаться уничтожить всех и вся. В конце концов они такие же люди, как и мы, и особой пользы от их страданий или смерти мы не получим. Это и называется «любить врага».

– Но ведь убежавшие враги могут вновь собраться под новым командиром и напасть. – возразил Далин, – придётся опять с ними биться?

– Это возможно, – согласился я, – но теперь они нас будут бояться, памятуя о своём поражении, а страх лишает сил. Но также возможно, что они десяток раз подумают, прежде чем нападать, а следовательно мы пробудили в них зачатки разума, а дороги сделали чуточку безопаснее. Получается, что мы молодцы, руководствуясь терпимостью и любовью, немного преобразовали этот мир к лучшему. Поэтому именно любовь правит миром.

После этих слов мой проводник надолго задумался. Затем, видно найдя новый аргумент, встрепенулся и спросил:

– А почему вы, Зарик, убили их командира? Ведь его тоже можно было образумить?..

– Ну, тут очевидная причина, – отозвался я, – моему товарищу грозила опасность, и я должен был её предотвратить любыми способами. Если бы я чуть усомнился, я бы упустил время и могло произойти непоправимое. А так – ты жив и здоров.

– Значит, и тут тоже что‑то вроде любви? – произнёс Далин, внимательно посмотрев мне в глаза.

– Уж точно не ненависти, – улыбнулся я, – вот видишь, ты уже начинаешь понимать.

Мой проводник молча опустил взгляд и до привала больше не промолвил ни слова. Похоже было, что он пытается переосмыслить нечто важное для себя.

 

Прошло немногим больше часа, когда мы достигли того самого, неоднократно упоминаемого, озера. Приблизительно на полпути нам встретился разъезд герцога, но мы сочли за лучшее с ним не общаться и, издали завидев всадников, скромно отошли под сень деревьев. Оттуда мы без каких‑либо проблем могли наблюдать кавалькаду из десяти куда‑то спешащих верховых в красно‑белых цветах герцогства.

Озеро лежало несколько в стороне от основного тракта, поэтому нам пришлось в определённом месте сойти с дороги и пройтись по тропинке, вьющейся средь выпирающих из земли толстых корней деревьев. Прошагав около трёхсот метров, я внезапно увидел, что стена деревьев закончилась, и наша троица вышла на покрытый травой берег ожидаемого водоёма.