Корабль-призрак
Буссолью назывался простейший инструмент для измерения широты, опытный глаз позволял вычислить широту с точностью до пяти – десяти миль. Квадранты и секстанты[1] изобрели намного позже. Вообще, учитывая, сколь мало в те времена знали о навигации и румбах компаса, а также то обстоятельство, что долготу определяли только приблизительно, можно лишь удивляться тому, что наши предки отважно бороздили моря и кораблекрушения случались довольно редко.
– Мы на целых три градуса севернее Мыса, – объявил капитан Клоотс, вычислив широту. – Должно быть, тут сильное течение, но ветер быстро стихает и скоро уляжется совсем, если я не ошибаюсь.
Ближе к вечеру ветер и вправду стих, однако волны продолжали тащить корабль в сторону суши. На поверхность воды стали выскакивать морские котики, они словно преследовали барк; тут и там сновали рыбы, и море бурлило жизнью в лучах закатного солнца.
– Что это за шум слышится? – справился Филип. – Похоже на далекий гром.
– Верно, – согласился минхеер Клоотс. – Эй, наверху, сушу видно?
– Видно, капитан, – откликнулся матрос, взобравшийся в смотровое гнездо. – Прямо по курсу песчаные холмы и сильный прибой.
– Вот что это за шум, сынок. Прибой. Нас несет течением. Поскорее бы ветер задул!
Солнце спускалось все ниже, но ветер не поднимался, а течение увлекало «Тер Шиллинг» к берегу настолько резво, что теперь уже все видели пенные волны, которые с грохотом обрушивались на песок.
– Вам знакомо это побережье, лоцман? – спросил капитан у Шрифтена, стоявшего поблизости.
– Еще как знакомо, – ответил тот. – Волны разбиваются на глубине дюжины фатомов[2]. Через полчаса этот корабль разлетится вдребезги, если ветер нас не спасет.
Коротышка‑лоцман хмыкнул, будто прельщенный таким поворотом.
Минхеер Клоотс не скрывал своего беспокойства, то и дело он вытаскивал трубку изо рта, а потом совал обратно. Матросы сгрудились на носу и на палубе, с трепетом прислушиваясь к нараставшему грохоту прибоя. Солнце наконец скрылось за горизонтом, и сгустившийся ночной мрак усугублял тревогу команды барка.
– Надо спустить лодки, – сказал капитан, обращаясь к первому помощнику, – и попытаться замедлить ход. Боюсь, у нас ничего не выйдет, но люди, по крайней мере, сойдут с корабля, прежде чем он врежется в берег. Велите приготовить буксиры и спускайте лодки, а я извещу суперкарго.
Минхеер фон Штрум восседал во всем великолепии посреди отведенной ему каюты и надел по случаю воскресенья свой лучший парик. Он в очередной раз перечитывал письмо правлению компании с упоминанием медведя, когда вошел капитан Клоотс и коротко сообщил, что кораблю грозит неминуемая опасность и что, по‑видимому, барк разобьется уже через полчаса. При этом пренеприятнейшем известии минхеер фон Штрум вскочил с кресла и второпях, обуянный страхом, уронил свечу, которую совсем недавно зажег.
– Опасность, капитан?! Какая опасность? Море ровное, ветер стих… Моя шляпа! Где мои шляпа и трость? Я иду на палубу! Немедленно! Дайте свечу! Минхеер Клоотс, распорядитесь принести свет! Я ничего не вижу в темноте. Капитан, почему вы молчите? Боже милосердный, он ушел и бросил меня!
Капитан успел вернуться с горящей свечой. Минхеер фон Штрум надел шляпу и вышел из каюты. Между тем лодки спустили, корабль развернули носом от берега, но больше в ночи ничего не было видно, не считая белой линии бурунов там, где прибой разбивался о берег с неумолчным грохотом.
– Минхеер Клоотс, извольте подать лодку! Я покидаю корабль сей же час! Мне нужна самая большая лодка, достойная чиновника компании, чтобы в нее поместились мои бумаги и я сам.
– Увы, минхеер фон Штрум, – отозвался капитан, – в наших лодках едва хватает места на всех, а для каждого человека его собственная жизнь значит столько же, сколько ваша для вас.
– Капитан, перед вами чиновник компании. Я вам приказываю! Только посмейте мне отказать!
– Посмею и отказываю, – ответил капитан, взмахнув трубкой.
– Что ж, – вскричал минхеер фон Штрум, к тому времени окончательно утративший остатки самообладания, – едва мы прибудем в порт, я… Боже милостивый, мы погибли! Господи Боже, спаси и помилуй! – Суперкарго, не разбирая дороги, кинулся обратно в каюту. В суматохе он наткнулся на медведя Йоханнеса, попавшегося ему под ноги, упал, и шляпа слетела с его головы, а за нею последовал и парик. – Боже! Где я? Помогите! Помогите! Вас зовет суперкарго!
– Спускайте лодки и собирайте людей на палубе! – крикнул капитан. – Времени в обрез! Филип, живо тащите буссоль, воду и галеты! Мы должны покинуть корабль через пять минут!
Грохот прибоя сделался уже таким громким, что люди с трудом различали приказы. А минхеер фон Штрум тем временем продолжал лежать на палубе, всплескивая руками, дрыгая ногами и оплакивая свою участь.
– Ветерок задул с берега, – воскликнул Филип, вскинув палец.
– Верно, однако, боюсь, уже слишком поздно. Складывайте вещи в лодки, ребята, и не теряйте головы. Мы еще можем спасти наш корабль, если ветер окрепнет.
До берега было настолько близко, что уже ощущалось, как течение бросает корабль из стороны в сторону. Но ветер становился все сильнее, и барк наконец замер. Все моряки уже сидели в лодках, не считая капитана Клоотса, его помощников и минхеера фон Штрума.
– Нас тянет обратно! – крикнул Филип.
– Верно. Думаю, мы спасем корабль! – отозвался капитан. – Ровнее, Хиллебрант! – велел он первому помощнику, стоявшему у штурвала. – Отходим, отходим… Только бы ветер продержался минут десять!
Ветер продолжал дуть, барк немного отдалился от полосы прибоя, но потом вдруг все стихло, и корабль снова повлекло к суше. Наконец ветер подул так, что барк рывком устремился вперед. Матросы в лодках радостно завопили. Минхеер фон Штрум подобрал парик и шляпу и укрылся в каюте. Менее чем через час «Тер Шиллинг» был вне опасности.
– Нужно поднять лодки, – сказал капитан Клоотс. – А прежде чем ложиться спать, давайте возблагодарим Господа за наше спасение.
Той ночью барк преодолел около двадцати миль и взял курс на юг, но к утру ветер унялся и опять наступил почти полный штиль.
Капитан провел на палубе добрый час и обсуждал с Хиллебрантом опасности прошлого вечера, не забыв упомянуть о себялюбии и трусости фон Штрума, когда из кормовой каюты раздался громкий стук.
– Что еще такое? Неужто наш отважный суперкарго повалился на пол без чувств? Да он разнесет мне всю каюту!
Тут на палубу выскочил слуга чиновника.
– Минхеер Клоотс, помогите моему хозяину! Он сейчас погибнет! Ваш медведь!..
[1] Очевидно, имеется в виду так называемый квадрант Гантера (1618), названный по имени изобретателя, поскольку в исламском мире квадрантами пользовались уже в Средние века, а первый задокументированный случай применения квадранта европейским мореплавателем относится к 1481 году. Секстант же действительно стал применяться в морском деле только с 1730‑х годов.
[2] В 1 фатоме (морской сажени) около 2 м.
