Кровавая любовь. История девушки, убившей семью ради мужчины вдвое старше нее

Он не сомневался, что Патти в этом замешана. В тот момент у него была одна цель – выяснить, насколько глубоко замешана. Может быть, тогда он начнет понимать, что именно скрывается за ее «ангельским личиком».

Июнь 1956 года – июнь 1962 года

Патрисия Энн Коломбо родилась 21 июня 1956 года, в четверг, в первый летний день, в норвежско‑американской больнице по адресу: Норт‑Франсиско‑авеню, 1044, в Чикаго. Акушером был доктор Винсент Колетти.

Фрэнк и Мэри Коломбо считали ее самым красивым ребенком из всех, когда‑либо виденных: сразу с копной вьющихся волос, большими темными глазами, идеальными маленькими ручками и ножками – само совершенство. Придя на работу на следующее утро, Фрэнк Коломбо, начальник погрузочного центра на перевалочном складе «Вестерн Ауто», рассказывал всякому, готовому слушать, какая красавица его малышка Патти Энн. Он не замолкал целую неделю.

Фрэнк и Мэри жили в съемной квартире на втором этаже в двухквартирном доме на Вест Огайо‑стрит, 1803, в нижней части чикагского Вест‑Сайда. Некогда населенный представителями верхушки среднего класса, район постепенно деградировал сначала до среднего класса, затем до низа среднего класса, а потом до пролетариев, и все больше и больше людей начали называть его районом «синих воротничков». В середине 1956 года там все еще преобладали белые, было достаточно безопасно и чисто, как и положено в городе. Фрэнк и Мэри, как и многие другие молодые супружеские пары, мечтали о собственном доме в одном из множества западных пригородов, возникших вокруг открытого в прошлом году Международного аэропорта О’Хара. Такие люди, как Фрэнк, выросшие в Вест‑Сайде, часто вспоминали, как здорово когда‑то было быть ребенком в «старом районе», но времена быстро менялись.

Некогда границы районов держались жестко. Теперь же, через десятилетие после окончания Второй мировой войны, здесь появились другие, и район стал «смешанным».

Двухкомнатная квартира, в которой жили Коломбо, когда родилась маленькая Патрисия Энн, принадлежала двум сестрам, Джанет и Мэрилин Гауэр, которые унаследовали здание еще в ту пору, когда район был преимущественно украинским, и остались в нем после прихода итальянцев. Незамужние сестры Гауэр были немногим старше Коломбо, и когда они узнали, что Мэри беременна, они были в восторге. За несколько месяцев до рождения малышки Джанет и Мэрилин знали, что одну из них попросят стать крестной матерью ребенка, настолько сестры и семья Коломбо сблизились. Честно говоря, было решено, что если это будет мальчик, то крестной матерью будет Мэрилин, а если девочка, Джанет. Когда родилась Патрисия, Джанет Гауэр была почти так же счастлива, как если бы сама родила ребенка.

– Вчера вечером я видела свою маленькую крестницу, – сказала она женщинам‑коллегам в офисе «Иллинойс Белл». – Она великолепна. Копна черных волос, в которую невозможно поверить. А ее глаза! Когда‑нибудь они точно будут сводить мальчиков с ума.

Крестным отцом Коломбо выбрали близкого друга Фрэнка по имени Фил Капоне. Это тоже был счастливый жребий, родись у Коломбо мальчик, крестным был бы другой близкий друг Фрэнка, Джо Батталья, хозяин бакалейной лавки «Кармела» через дорогу. Поучаствовать в розыгрыше мог и еще один близкий друг, Гас Латини, правда, он был настолько беспечен и легкомыслен, что Фрэнк и Мэри решили, что он может недостаточно серьезно отнестись к своим обязанностям.

Мэри Коломбо когда‑то мечтала работать медсестрой, но после рождения первого ребенка была вынуждена стать домохозяйкой, как оказалось, до конца жизни. В ту пору в моду входили семьи, в которых трудятся оба родителя; открывались детские сады, что давало матерям возможность работать. Молодые пары считали мудрым решением иметь двойной доход, новый дом в пригороде был для них не только целью, но и острым соблазном, тем, чего они хотели прямо сейчас. Но не Фрэнк Коломбо.

– Ты останешься дома, будешь вести хозяйство, готовить еду и растить ребенка, – твердо сказал он, когда Мэри осторожно затронула тему работы. – Зарабатывать на жизнь буду я.

– Я просто подумала, что мы сможем быстрее обзавестись собственным домом, если работать будем мы оба, – предложила она.

– Не волнуйся, собственный дом мы купим быстро, – заверил ее он. – Я следующий в очереди на повышение. Вскоре я стану начальником, и у меня есть пара идей, которые принесут немного дополнительных денег. Не волнуйся, мы все устроим.

И Мария осталась дома с дочерью. Ее дни заполняли покупки в продуктовом магазине, готовка, уборка, уход за младенцем, которого вскоре стали называть Патти Энн или просто Патти, и в целом она была домохозяйкой старого образца, какую и хотел Фрэнк Коломбо. Жизнь не самая захватывающая, но определенно неплохая, и Мэри Коломбо к ней без особых проблем приспособилась. Она была внимательной любящей женой Фрэнка и внимательной любящей матерью Патти – неизменно в таком порядке.

По мере того как маленькая Патти из младенца вырастала в малышку и дошкольницу, она обнаружила, что живет в основном в мире взрослых. Ее окружали мать и отец, крестные родители, друзья папы Гас и Джо, тети и дяди с обеих сторон – иногда двоюродный брат, еще не взрослый, но неизменно старший – люди, приходившие поиграть в карты, члены команд по боулингу, друзья папы по работе. Маленькая девочка много играла одна, но, похоже, ни ее, ни мать это никогда не беспокоило. Озабоченность иногда проявлял отец. Ему хотелось, чтобы в квартале было больше детей. Но он знал, что скоро Патти пойдет в детский сад и сможет играть с любыми детьми, с какими захочет.

Их дом находился почти через дорогу от районной начальной школы Тэлкотт. Фрэнк Коломбо давно решил, что никого из своих детей не отправит в католическую школу. Сам он был продуктом чикагской церковно‑приходской школьной системы и часто вспоминал жестокое и унизительное обращение со стороны монахинь, которые в ту эпоху, до появления светских учителей, полностью контролировали младшую школу.

– Я никогда, никогда не отправлю своих детей в католическую школу, – поклялся он.

Что касается Мэри Коломбо, для нее это не имело значения. Она не была католичкой.

Когда Патти достаточно подросла, чтобы играть на улице рядом с домом под присмотром Фрэнка, Мэри или Джанет Гауэр, у нее, наконец, появилась подружка – девочка из польской семьи, переехавшей в их квартал. Семьей ее, правда, трудно было назвать: отец, как вскоре выяснилось, был чернорабочим и «не просыхал», а мать была очень неопрятной. Вовсе не мечта родительского комитета. Но девочка была одного возраста с Патти.

Звали ее Паула, и она, как и ее мать, была всегда грязная и плохо одетая. Поношенная одежда и обувь, рваные подошвы, стоптанные каблуки – это еще полбеды, но ее светлые волосы были всегда растрепанные, лицо неумытое, а ногти вечно грязные. Но Патти заметила жалкий вид Паулы, только когда ей разрешили поиграть у той дома, и она увидела, насколько там грязно.

Патти также начала улавливать отрывки разговоров о Пауле, обычно между матерью и крестной.

– Честное слово, – говорила Мэри Коломбо, – не понимаю, как они выпускают ребенка на улицу. Богом клянусь, у нее в ушах можно овощи выращивать, такие они грязные.

– Ты же не думаешь, что Патти Энн может от нее что‑нибудь подцепить? – забеспокоилась Джанет Гауэр. – Я имею в виду вши или что‑то в этом роде?