Кровавая любовь. История девушки, убившей семью ради мужчины вдвое старше нее

– Матери, – сказала однажды одна ее подруга, – не любят, когда мы начинаем расти. Они привыкли обращаться с нами как с детьми. А теперь им приходится общаться с нами, как с молодыми женщинами. Они не знают, как к этому подступиться.

Патрисию это поразило. Она много об этом думала. В конце концов она решила, что подруга абсолютно права.

Годы спустя Патрисия сказала сестре Берк:

– Я думаю, что отношения с мамой на тот момент были скорее всего вполне нормальными. По крайней мере, казались нормальными на фоне того, что подруги рассказывали о своих матерях. А вообще они были так похожи, наши матери. Одна из нас начинает что‑то рассказывать о своей матери, другие тут же кивают, типа, да, мы тоже через это прошли.

– Итак, вы считаете, – заметила сестра Берк, – что в этот момент ваша жизнь в значительной степени успокоилась?

– Точно. Когда я стала уверена – я имею в виду, абсолютно уверена, – что история с Гасом завершилась, что с ней покончено, я решила полностью об этом забыть. Оглядываясь назад, я думаю, что на самом деле я себя на это запрограммировала. Всякий раз, когда у меня в голове всплывали мысли или воспоминание о том, что он сделал со мной, я начинала петь песню «Raindrops Keep Falling on My Head», ее исполнял Би Джей Томаса. Когда могла, я пела ее вслух – дома это сводило Майкла с ума. Когда вслух петь нельзя (в школе, например), я пела про себя. Это был такой трюк, он помог мне избавиться от Гаса Латини.

– Ты имеешь в виду, вытеснить его в подсознание, – поправила сестра Берк. – К сожалению, мы никогда не можем полностью избавиться от нежелательных мыслей и воспоминаний. Будь это возможно, не было бы нужды в таких людях, как я.

Маленькая монахиня‑психолог улыбнулась одной из своих редких мимолетных улыбок:

– Я полагаю, ты думаешь: какое это было бы счастье!

Патрисия улыбнулась в ответ:

– Наконец вы в чем‑то ошиблись, сестра. Какими бы трудными ни были эти занятия, я действительно очень рада, что познакомилась с вами.

Она перестала улыбаться и смущенно отвернулась.

– Вы первый за долгое время человек из свободного мира, который в моей жизни что‑то значит… – она сглотнула. – Я… я не уверена, что когда‑нибудь пойму себя, но все, что я пойму, я пойму благодаря вам.

– Лишь отчасти, Триш, – сказала монахиня. – Тут мы в одной лодке. Я ничем не смогла бы тебе помочь, если бы ты не захотела, чтобы тебе помогли, и если бы ты не захотела помочь себе сама. Познавать себя, начать осознавать свои сильные и слабые стороны, напрямую устранять собственные недостатки – вот настоящая реабилитация.

Сестра Берк снова улыбнулась – дважды за одно занятие.

– Итак, на сегодня хватит взаимных похвал, давай вернемся к работе…

Теперь сестра Берк сместила фокус на то, чтобы узнать, как жизнь Патрисии снова пошла под откос – та самая жизнь, в которой больше не было домогательств Гаса Латини и которую Патрисия назвала «нормальной».

Психолог считала, что причиной мог быть кошмарный сон Патрисии, который, как они теперь выяснили, был о дяде Гасе, однако Патрисия думала, что он об отце.

– Твоя песня «Raindrops» явно тебе помогла, – сказала сестра Берк через пять или шесть месяцев после начала их сессий.

Было лето, и им разрешили гулять по территории, а не сидеть в маленькой комнате для свиданий.

– Фактически песня так хорошо помогла, что когда тебе приснилось, что к тебе домогаются в твоей собственной спальне, ты не знала, кто этот мужчина во сне. То, что с тобой сделал Гас, к тому времени было так глубоко похоронено в твоем подсознании, что растлителя во сне ты не узнала. Ты не смотрела на него, пока не проснулась и не увидела лицо отца. Крайне прискорбно, что ты также увидела пенис отца и он тебя коснулся. Все это соединилось и убедило тебя, что мужчиной во сне был отец. А поскольку мужчина во сне был связан с приставанием к тебе в прошлом, твой разум просто обвинил во всем отца.

– Но твой голос… – сказала снова сестра Берк. – Он колебался. Ты сама сомневалась, хотя думала, что была уверена. Но когда я тем вечером возвращалась в Чикаго, меня осенило.

– Что именно?

– Когда ты проснулась и обнаружила, что рядом с тобой лежит отец, у него не было эрекции. Он пришел, чтобы тебя утешить. Как отец.

Так они вышли за пределы травмы.

– Давай поговорим, как действовала семья после того, как тебе приснился кошмар, – сказала сестра Берк. – Мать была против того, чтобы ты делила спальню с Майклом, но отец не видел в этом ничего плохого?

– Да. Позже я поняла, что папа разрешил мне только потому, что думал, что это ненадолго, он думал, что мне быстро надоест и я вернусь в свою комнату внизу. Он понятия не имел, насколько он тогда меня напугал или насколько я подозрительно относилась к малейшему его движению. Всякий раз, когда он был рядом, я за ним наблюдала, как ястреб, ища какой‑нибудь неприметный знак, чтобы подкрепить свои подозрения о его нечистых намерениях относительно меня.

– Ты помнишь, чтобы в доме было напряжение?

Патрисия покачала головой.

– Думаю, только с моей стороны. Быть может, немного с маминой. Со стороны папы – нет. Майкла – никогда.

– Майкл совсем не обиделся, что ты вторглась в его личную жизнь?

– Нет. – Патрисия чуть заметно улыбнулась. – Время от времени он пытался, но тщетно.

Несмотря на улыбку, глаза у нее наполнились слезами.

– Майкл любил меня больше всех на свете…

Сестра Берк сидела тихо, давая Патрисии возможность прийти в себя. Патрисия впервые прямо упомянула свои отношения с Майклом. До этого она никогда ни слова не сказала о смерти брата или своих чувствах к нему.

– Когда мне было пятнадцать, – сказала она сестре Берк после того, как овладела собой, – а Майклу восемь, мы оба по‑настоящему поняли, что значит быть братом и сестрой. Несмотря на то, что он был моложе на семь лет, в том году он помог мне пережить очень тяжелые времена.

– Хочешь мне об этом рассказать? – спросила сестра Берк. – Ты готова поговорить о Майкле?

На лице у Патрисии было страдание, голос был надломлен:

– Думаю, я готова, как никогда …

Лето 1970 года