Кровавая заутреня
Хотя восстание готовилось втайне, но известие об этом потихоньку просачивалось и разносилось из уст в уста среди сторонников независимости. С такими новостями и прибыл из Кракова Радзимиш, дальний родич пани Ярошевской. Хозяйка «Весолека» была женщина непростая. Русских солдат, завсегдатаев её заведения, она встречала радушно, с приветливой улыбкой, вот только ненавидела их всей душой, впрочем, как и её сын Чеслав. Поэтому, выслушав Радзимиша, пани Ивона на радостях подала ему самой лучшей своей настойки и сама невольно поспособствовала его чрезмерному опьянению, приведшему к излишней болтливости. Проспавшись к вечеру, Радзимиш выслушал наставления Чеслава вести себя осмотрительней и спустился в зал. Там он пристроился в ожидании ужина за маленьким столиком в самом углу и хмуро наблюдал за собиравшейся в «Весолеке» компанией. В основном она состояла из русских солдат, сидящих с кружками пива и хохочущих над остротами друг друга. Пару столиков занимали королевские гвардейцы. Они держались особняком от русских, но отвечали на приветствия. Чеслав метался между ними с услужливой улыбкой, принимал как должное снисходительные похлопывания по плечу и старался всем угодить. Наблюдая это, Радзимиш становился всё мрачнее и мрачнее, он начинал опасаться, что доверился не тем людям. Наконец Чеслав немного освободился и подсел к родичу.
– Своей кислой физиономией ты привлекаешь к себе внимание, – сказал он. – У «Весолека» репутация весёлой корчмы.
– Смотреть на тебя тошно, – процедил Радзимиш. – Удавил бы всех, а ты им улыбаешься и кланяешься.
– Держи друзей близко, а врагов ещё ближе. Я для них свой парень, они мне доверяют и никогда ни в чём не заподозрят, – возразил Чеслав. – Пока мы не сильны, все должны вести себя так же. И ты тоже, Радзимиш. Найди свою улыбку, надень её и не снимай, пока не придёт время взяться за ножи и ружья. Завтра я познакомлю тебя с членом городского магистрата, нашим сторонником, а пока – веселись! Возьми кружку и поприветствуй королевских гвардейцев. Больше всего они любят тех, кто хорошо платит. Поэтому в своё время могут встать на нашу сторону.
Чеслав дождался, пока Радзимиш поменяет выражение лица, и лишь тогда оставил его, вернувшись к своим обязанностям. Он был довольно живым малым, крепышом чуть выше среднего роста. От матери ему достались волосы цвета спелой ржи, а от покойного отца – светло‑карие глаза, широкий, чуть вздёрнутый нос и прямой, упрямый подбородок. С улыбкой Чеслав выглядел легкомысленным добряком. Но стоило ему задуматься и стать серьёзным, как линия тонких сжатых губ выдавала в нём жёсткого человека. Ему уже исполнилось двадцать шесть лет, и пани Ивона часто намекала, что пора бы привести в дом жену, чтобы передать ей часть дел в корчме. Тем более, что в молодых панянках, заглядывающихся на улыбчивого молодого пана Ярошевского, недостатка не было. Но Чеслав только отмахивался, ограничиваясь лёгким флиртом и подшучиванием. Никто, даже мать, не догадывался, что в душе его бурлила особая страсть, которую он иногда удовлетворял с уличными девками из дальних районов, и те потом долго ходили в синяках и ссадинах. Правда, не жалуясь, так как клиент хорошо оплачивал подобные услуги. Для таких целей Чеслав нашёл на юго‑восточной окраине дом одинокой глухонемой старухи. Он часто навещал её, принося в подарок корзину с едой. Старуха отдала ему в пользование комнатку без окон под крышей. Чеслав запирал её на собственный ключ, и никто не знал о его тайном укрытии для утех.
Но вернёмся в трактир, где продолжал слышаться стук наполненных кружек и звучал хохот. Братья Авиновы из третьего батальона Киевского гренадерского полка и младший сержант Вигель, приятели Алексея, поглядывали на дверь, удивляясь его отсутствию. Но появление ещё одного члена их компании, однополчанина Алексея, корнета Фёдора Тушнева, внесло ясность.
– Всё, – сказал тот, усаживаясь за стол и потребовав у Чеслава пива, – пропал наш Алёшка.
– Что случилось? – встревожился Вигель.
– Влюбился чертяка.
– В кого?
– Говорит, что в ангела.
– Ну да, – хмыкнул старший Авинов, Александр. – Поначалу они все ангелы, а потом из‑под юбки начинает доноситься топот копыт.
– А рога почему‑то растут у тебя, – смеясь, добавил младший, Сергей. – Так что за ветреная красотка вскружила голову нашему Алёшке?
– Вроде не ветреная. Дочь подполковника Кайсарова.
– Так это наш подполковник. Не знал, что у него есть дочь, – удивился Вигель.
– Тот прячет её от всех.
– Что? Так страшна? – расхохотался старший Авинов.
– Наоборот, нежный бутон. Алёшка говорит, что познакомился с ней у «Весолека», – сказал Тушнев, принимая у Чеслава пиво. – А что, любезный, – обратился он к корчмарю, ловящему каждое слово, – был тут у вас сегодня конфуз с одной дамой и её дочкой.
– Да не конфуз, а так, лёгкое недоразумение.
– Видал молодую панянку?
Чеслав кивнул.
– Что скажешь? Хороша?
– Как летнее восходящее солнце, – Чеслав деланно закатил глаза.
– О! Да ты, любезный, поэт! – воскликнул Тушнев и поднял кружку. – Выпьем, друзья, за Алёшку и за его летнее восходящее солнце!
Приятели чокнулись, выпили и продолжили весёлый разговор, а Чеслав отошёл от них с привычной улыбкой и с камнем в сердце. Выходит, этот щёголь Алекси тоже запал на красотку панянку? Видать, воспользовался случаем и свёл с ней знакомство поближе, когда провожал домой. Что ж одной причиной ненавидеть его стало больше.
Пока приятели в корчме обсуждали Алексея, он пребывал в состоянии возвышенной меланхолии. Скромно поужинал в одиночестве и отправился бродить в темноте вдоль Вислы, находясь в мечтах о завтрашнем вечере. Образ Кати стоял перед глазами молодого капрала, вызывая томление в сердце. Он пораньше лёг спать, чтобы приблизить новый день, а с утра поспешил в конюшню. С лошадью всё было в порядке, после смены подковы она перестала хромать, и Алексей долго чистил бедное животное, пока его бока не засверкали.
Ровно в восемь вечера Алексей подскакал к знакомому домику в Праге, соскочил с лошади и наткнулся на Ясю, якобы случайно вышедшую в палисадник.
– Доброго вам вечера, пан офицер! – окликнула она Алексея.
– Здравствуй, Яся. Что жильцы ваши, Кайсаровы? Дома? – спросил капрал, привязывая лошадь к низенькой кованой калитке и отстёгивая от седла картонку с ещё тёплым сладким маковцем.
– Дома, где ж им быть. Пойдёмте, провожу.
Яся подхватила фонарь со вставленной толстой свечой и пошла впереди, освещая лестницу, ведущую на второй этаж. Доведя Алексея до двери, девушка развернулась и с улыбкой посторонилась, пропуская его.
– Стучите громче, – посоветовала она. – У них служанка глуховата.
– Благодарю, – ответил Алексей, подождал, пока Яся спустится, и только после этого постучал.