Кто открыл Антарктиду. Военморы на шестом континенте
Во всех выданных мореплавателям инструкциях даже намёка нет на какие‑нибудь колонизаторские цели или захватнические задачи. Наоборот, предписывалось ничего не брать у диких народов силой, а только «посредством мены… Дабы побудить диких к дружелюбному с нами обхождению»[1]. Для этих целей на оба шлюпа было загружено большое количество красного и синего сукна, одеял, одежды, крепкого листового табаку, топоров и ножей разной величины, пил, клещей, ножниц, а также – бисер, серёжки, зеркальца, бахрома, пуговицы, колокольчики, бубны… Инструкция требовала от командиров и экипажей военных кораблей: «Во всех землях, к коим будете приставать и в которых будут находиться жители, поступать с ними с величайшей приязнью и человеколюбием, избегая сколько можно всех случаев к нанесению обид или неудовольствий, а напротив того стараясь всемерно привлечь их ласкою и не доходить никогда до строгих мер»[2].
…Над серой стеной Петровского форта поднялся белый дымок, за ним второй, третий. Через некоторое время на шлюпах, идущих по большому рейду в полный бакштаг – при попутном ветре справа в корму и всех поднятых парусах, – услышали звук пушечных выстрелов. Это Петропавловская батарея Кронштадта салютовала кораблям «Восток» и «Мирный», отправляющимся на поиски неведомой южной земли. С кораблей ответили залпами своих орудий. Матросы пять раз дружно прокричали «ура».
Мрачные кронштадтские форты отступали всё дальше и дальше. Всё меньше становились силуэты военных парусников, стоящих на рейде старинной русской морской крепости. Так 4 июля 1819 года начиналась русская страница в истории поисков загадочной «терра аустралис инкогнита».
Отдан последний швартов – последняя зримая нить, связывающая «Адмирал Владимирский» с родным севастопольским причалом. В такие минуты кажется, будто не корабль покидает причальную стенку, а она сама вместе с твоими близкими и друзьями отодвигается всё дальше и дальше, предназначая кораблю долгие месяцы одиночества в безбрежном океане.
Сердце пощипывает жалость к тем, кто без тебя остаётся на берегу и в ожидании нескорой встречи тоже испытывает тоску. Машу рукой в ответ жене Наташе, дочкам Лене и Марине, машу и чувствую, что не сказал им на прощание чего‑то такого, что сделало бы нас ближе на время разлуки. А тут ещё гремит флотский оркестр и марш «Прощание славянки», которым всегда провожают военных моряков в дальние походы, поджимает к горлу спазм…
Мысли и ощущения знакомые, не раз уже пережитые. Но сегодня, в обычный день 2 декабря 1982 года, всё видится совсем иным. Одно дело, когда ты уходишь в моря на плановую боевую службу, где тебе всё знакомо, понятно и привычно. И совсем другое – когда ты идёшь в поход, который должен доказать всему миру, что да, действительно, именно русские мореплаватели первыми нашли на Земле её шестой континент, что именно за русскими был и остаётся на веки вечные приоритет в открытии южнополярного материка…
«Адмирал Владимирский» медленно огибает мыс Павловский, оставляя слева по борту главные символы Севастополя: Графскую пристань и Памятник затопленным кораблям, – выходит за боновое заграждение Севастопольской бухты. Декабрьский норд‑ост больно хлещет по лицу, но мы ещё долго не уходим с верхней палубы. За кормой родной и любимый город, чей силуэт с моря особо рельефно очерчен ажурными мачтами боевых кораблей, заводскими трубами Севморзавода, шпилем Матросского клуба, ротондой Панорамы, золотым крестом усыпальницы знаменитых русских адмиралов, о котором писатель Николай Черкашин поразительно глубоко сказал, что он впечатан в севастопольское небо, как солдатский «Георгий» за отвагу.
Холод начинаю чувствовать только сейчас. Надо спускаться в каюту. Как‑то там расположился мой сосед кинооператор, которого привезли на «Владимирский» с многочисленными коробками и ящиками с аппаратурой буквально накануне отплытия. Осторожно, чтобы не задеть какой‑нибудь из сваленных в каюту предметов, открываю дверь. Хозяин технических средств сбора и накопления визуальной информации с крайне озабоченным видом восседает на самом большом и потому загадочном ящике, копаясь в редкой по тем временам кинокамере «Красногорск». Понимая, что настало время знакомиться, он шагнул навстречу, протянул руку и по‑военному чётко представился:
– Родинка.
– ?
– Фамилия такая. От предков досталась. А зовут Виктор.
Его моложавое лицо, без родинок, но с большими ярко румяными яблоками на щеках, растаяло в лучезарной улыбке, что называется, до ушей.
Отвечая на крепкое рукопожатие, я подумал, что с соседом по каюте мне повезло. А это в многомесячном плавании очень важно. Я не ошибся и в другом предположении, насчёт военной косточки. А вот далее Виктор ошеломил меня тем, что он не какой‑нибудь тридцатипятилетний каплей, как многие предполагают при первом знакомстве, а уже военный пенсионер. Правда, увольнялся не в высоком звании, всего капитаном 3 ранга, но свою военно‑морскую пенсию на Северах уже выслужил. Тем не менее мы по обоюдному согласию остались на «ты».
Наше дальнейшее знакомство прервала команда по судовой трансляции, касающаяся нас обоих:
– Офицерам походного штаба и пресс‑группе собраться в конференц‑зале.
Пресс‑группа экспедиции – это писатель Геннадий Черкашин, редактор отдела журнала «Морской сборник» капитан 1 ранга Борис Иванович Родионов, ленинградский художник‑маринист Владимир Яркин, переводчик лейтенант Вадим Михно и уже известные читателю кинооператор Виктор Родинка и автор этих записок, в то время корреспондент флотской газеты «Флаг Родины». С кем‑то из экспедиционного состава я уже был знаком раньше, а теперь предстояли новые знакомства.
Первые знакомства
Начальник экспедиции вице‑адмирал Владимир Ильич Акимов прослужил на флоте уже более тридцати лет и большую часть этого времени провёл в море, на командирских мостиках боевых кораблей. Да и с адмиральскими погонами он был на земле редкий гость. Старый испытанный моряк, он только недавно ещё возглавлял штаб Черноморского флота, а начальником кругосветной антарктической экспедиции был назначен с должности заместителя начальника Главного управления навигации и океанографии Министерства обороны СССР. Назначение Владимира Ильича начальником экспедиции хорошо знавшие его офицеры восприняли с нескрываемым одобрением. На борту «Владимирского» мне не раз доводилось слышать: «Акимов – моряк, с ним плавать надёжно…»
[1] Там же. – С. 13.
[2] Там же. – С. 18‑19.
