Лабиринт

Мгновенно протрезвев от мысли, что может загубить так хорошо начавшееся дело, мистер Смит, вытянувшись струной и пытаясь собрать разбегавшиеся в голове мысли, ответил:

– Простите, мистер Уилсон, я перебрал немного. Но это от волнения, простите еще раз. Я готов вас выслушать и буду очень спокоен и внимателен, я обещаю.

Он покорно уселся на место и, сдерживая бурлящие эмоции, смотрел на своего благодетеля, стараясь сконцентрироваться на расплывавшемся от хмельных паров лице собеседника.

– А вот это другое дело, – хитро улыбаясь, продолжил Уилсон. – Моя хозяйка не сможет держать у себя людей, которые будут вести себя безответственно и не будут подчиняться ее правилам, а также соблюдать определенные требования, мистер Смит. Вы должны понимать, что миссис Краутц никогда не примет на работу людей с запятнанной хотя бы чем‑то репутацией. И это касается любой мелочи. Я не смогу рекомендовать вашу дочь, если буду знать, что ее отец может позволить себе появиться в подобном виде в имении моей хозяйки. Вы должны себе это усвоить!

Произнося эту вежливую отповедь, Уилсон смотрел на напуганного старика не моргая, желая, казалось, убить своим взглядом.

– Мистер Уилсон, я клянусь вам, никогда, никогда этого больше не повториться! – и впрямь, перепугавшись до смерти, старик Смит сидел как мальчишка перед отчитывающим его учителем, и пот тек по его лицу, выдавая сильнейшее волнение и напряжение.

– Я очень рассчитываю на это, мистер Смит, – смягчая тон ответил Уилсон. – Я знаю, вы хороший человек, и уверен, что дочь ваша достойна занять место, о котором я рассказывал.

– Да, конечно, не сомневайтесь ни секунды, мистер Уилсон. Так оно и есть. Моя Элиза – это ангел! Она умна и прекрасна, верьте мне.

При слове ангел собеседник криво усмехнулся, отведя презрительный взгляд в сторону, но старик не заметил этого.

– Я верю, мистер Смит, но как бы я не уважал вас, – он приложил ладонь к груди, выражая искренность произносимого, – мне все‑таки необходимо будет самому познакомиться с вашей очаровательной дочерью и обсудить некоторые вопросы, касающиеся предстоящей работы.

Уилсон добродушно уже смотрел на сидящего перед ним старика, понимая, что тот готов на все, лишь бы пристроить дочь на выгодное место.

– Если мы сумеем найти общий язык, – продолжил он, – и дочь ваша действительно окажется так хороша, как вы ее описали, она будет приглашена на встречу с моей хозяйкой. Надеюсь, вы не против? – подытожил он.

– Конечно‑конечно, как я могу быть против? – засуетился мистер Смит. – Мы будем рады видеть вас у себя, или, может, мы должны будем сами приехать в имение графини?

– Вам никуда не придется ехать, мистер Смит, – довольно улыбаясь, ответил Уилсон. – я сам приеду. Завтра в шесть вам будет удобно принять меня?

– О, конечно, мы будем очень ждать вас, мистер Уилсон, приходите.

– Тогда до завтра, дорогой мистер Смит.

Уилсон поднялся со своего места и, надев шляпу, произнес дружелюбно:

– Ровно в шесть.

Он протянул руку для прощального рукопожатия.

– До завтра, до завтра! – заискивающе улыбаясь, Смит подскочил с лавки, пожал двумя руками протянутую руку Уилсона и принялся мелко и быстро кланяться вслед уходящему.

Он посидел еще немного в трактире, обдумывая прошедшую встречу.

«На кой черт я так напился? Чуть не испортил все дело!» – вспоминая свое недостойное и нелепое, как ему казалось теперь, поведение, досадовал Смит. Сердясь и ругая себя последними словами, он покинул трактир и направился домой, чтобы рассказать Элизе о состоявшемся разговоре.

Конечно же, он не рассказал ей, что слегка перебрал и получил нагоняй от нового знакомого. Он заверил дочь, что все сложилось как нельзя лучше, и завтра же мистер Уилсон нанесет им официальный визит, чтобы познакомиться с Элизой поближе и лично убедиться в правоте Смита относительно ее компетенций.

Элиза, обрадованная новостями, весь оставшийся вечер была взволнована и, как и полагается хорошей хозяйке, четко и грамотно спланировала завтрашний день, продумывая каждую деталь предстоящей встречи.

 

–

 

Утром следующего дня Элиза послала отца за продуктами для ужина, а сама занялась уборкой. К шести часам дом их сиял чистотой, на накрытом столе стояла лучшая посуда, а чудесный запах приготовленного ужина заполнял уютную гостиную.

В ожидании гостя отец и дочь сидели за столом, перебрасываясь подбадривающими фразами, улыбаясь друг другу и пытаясь побороть волнение. Ровно в шесть зазвонил дверной колокольчик, и оба они подскочили со своих мест, выдавая крайнюю степень нервного напряжения.

Мистер Смит кинулся открывать, а Элиза, поправляя идеально убранные волосы и стараясь остановить дрожь, вышла из‑за стола, чтобы поприветствовать входившего гостя.

Уилсон, одетый как настоящий джентльмен, источающий аромат дорогого одеколона, манерно и уверенно подошел к Элизе. Еще только появившись на пороге комнаты, он быстрым, цепким взглядом оценил стоящую перед ним девушку и, оставшись, по‑видимому, довольным, приблизился к дрожащей от волнения Элизе, ожидая, когда мистер Смит представит его.

Бедный старик, забыв обо всех правилах этикета, о которых ему говорила дочь, встал рядом с ожидающим представления Уилсоном и улыбался глупо и напряженно. Видя, что волнение хозяев достигло предела, Уилсон сам взялся за дело и, улыбаясь дружелюбно, заговорил:

– Позвольте представиться, мисс Смит, – сняв шляпу и слегка поклонившись, начал он, – меня зовут мистер Уилсон. Я являюсь помощником графини Краутц, к которой, надеюсь, вы тоже поступите в услужение.

Элиза, смущенно улыбаясь, протянула свою маленькую ручку гостю, и тот, наклонившись еще больше, запечатлел на ней вежливый поцелуй.

– Очень рада знакомству, мистер Уилсон, – заговорила, придя в себя, Элиза. – Мы ждали вас.

– Ваш батюшка приуменьшал вашу красоту, когда рассказывал мне о вас, – медленно и загадочно протянул Уилсон, пронзая Элизу совсем нескромным взглядом, от чего та мгновенно вспыхнула. – Уверен, что и другие ваши достоинства столь же значительны и неоспоримы, как и ваша красота! – хитро улыбаясь, продолжил гость, чем совершенно смутил бедную Элизу.

Мистер Смит, одетый в единственный имеющийся у него выходной костюм, который дико стеснял и сковывал все его тело, стоял, боясь сделать что‑либо не так. Он молча переминался с ноги на ногу, не зная, как ему следует себя вести, и чувствовал себя ряженым болваном на ярмарке.

Удушающий ворот узкой рубашки, казалось, перекрыл ему кислород, и мозг старика, ощущая эту нехватку, отказывался соображать. Элиза посмотрела на него говорящим взглядом, и Смит засуетился, произнося заученные фразы: