Лабиринт

– О, это же прекрасно, доченька! – радуясь хорошей новости, засмеялся мистер Смит. – Значит, Уилсон все‑таки сумел уговорить ее! Какой прекрасный человек! Обещал и выполнил свое обещание. А когда, когда она примет нас, Элиза?

– В том‑то и дело, папа, она ждет меня прямо сейчас! – Элиза испуганно посмотрела на отца.

– Как? Прямо сейчас? Ведь на улице уже почти ночь? Ты ничего не перепутала, прочти еще раз, дочка! – удивленный не меньше Элизы, мистер Смит пытался найти объяснение необычному предложению.

– Нет, папа, я ничего не перепутала. Здесь ясно написано, что она ждет меня к себе ровно через час и просит, чтобы я взяла с собой все мои рекомендательные письма.

В теплом и уютном доме Смитов, как показалось вдруг Элизе, стало темно, и холодный воздух от не закрытой в спешке отцом двери потянулся по комнате. Огонь в камине затрепетал и притих. Элизу охватил озноб, сердце защемило, и она чуть было не лишилась чувств. Стоявший рядом Смит вовремя подхватил ее и, перепугавшись до смерти, отнес на кушетку, где принялся обмахивать листком письма, пытаясь привести в чувства.

– Боже, Элиза, что с тобой? Девочка моя, тебе плохо? – испуганный, он смотрел на бледную дочь, не зная, что предпринять.

– Ничего страшного, папа! У меня немного закружилась голова, – приходя в себя и пытаясь улыбнуться, проговорила Элиза.

Она присела на кушетку, обвела растерянным взглядом комнату, засуетилась и произнесла, чуть не плача:

– Ах, папа! Что же мне делать? Я так переволновалась, что, наверное, не смогу идти!

Слезы потекли по ее бледному, испуганному лицу. Волнение Элизы передалось и старику Смиту, но понимая, что именно сейчас решается судьба дочери, он попытался успокоить ее.

– Ну что ты, что ты, милая! Успокойся. Ты просто разволновалась.

Он гладил Элизу по тонкой руке, пытаясь поймать ее взгляд, бессмысленно блуждающий по комнате.

– Если ты не хочешь ехать, давай останемся. Я все объясню этому господину, и мы перенесем встречу.

Именно этого и хотелось сейчас Элизе – остаться дома и никуда не ехать. Внутренний голос кричал ей: «Не ходи туда, не нужно!»

Но, помня о том, как отец переживал ее отказ от предложения барона Эртона, о том, как он безуспешно пытался помочь ей и как, скрывая бессилие, выпивал тайком от нее, Элиза не смогла поставить необоснованные страхи выше чувств отца и попыталась взять себя в руки.

– Папа, налей мне немного воды, – попросила она, и мистер Смит, вскочив с кушетки, кинулся к графину с водой, что стоял на столе.

Сделав несколько глотков, Элиза, смущенно улыбаясь, заговорила:

– Спасибо, мне уже намного лучше.

Она поправила слегка растрепавшиеся волосы.

– Я приведу себя в порядок, переоденусь, и мы отправимся на встречу к миссис Краутц, – стараясь улыбаться, сказала она.

– Ты уверена, Элиза? – Смит озабоченно смотрел на бледную дочь.

– О, да, не беспокойся, – пытаясь говорить весело, продолжила девушка. – Со мной все в порядке. Передай, пожалуйста, посыльному, что через несколько минут мы будем готовы.

Мистер Смит, хоть и был обеспокоен состоянием Элизы, все же обрадовался ее решению, ведь отказ от этой встречи мог обернуться полным провалом их планов. Он проводил Элизу в ее комнату, а сам поспешил к одноглазому. Смит сообщил ему, что скоро они будут готовы, и слуга, слегка поклонившись, сухо произнес:

– Очень хорошо, сэр. Я подожду вас у кареты.

Мистер Смит вернулся в дом, на ходу стряхивая капели дождя и приглаживая растрепавшиеся волосы. Он ходил взад‑вперед по комнате, ожидая появления дочери, а через некоторое время, желая проверить, все ли хорошо, ласково позвал ее.

– Я почти готова, – ответила девушка. – Надень, пожалуйста, костюм и ту новую шляпу, что мы купили тебе! – весело добавила она.

– Конечно‑конечно, милая, уже надеваю, – прокричал Смит ей в ответ.

Он достал из шкафа ненавистный костюм и, чертыхаясь, попытался втиснуться в него. Кое‑как надев его, старик кинулся искать шляпу. Она не нравилась ему даже больше, чем тесный костюм, но, как и тот, была единственной приличной шляпой в его гардеробе.

Вспомнив, где видел ее в последний раз и найдя ее именно там, бормоча ругательства, Смит натянул этот неудобный и совершенно ему не подходящий головной убор на свою седую голову.

Накинув старый плащ, стараясь придать себе уверенный вид, он встал у входной двери в ожидании дочери и, сложив за спиной руки, перекатывался с пяток на носки, поскрипывая сапогами. Про себя он проговаривал все известные ему вежливые фразы, которые собирался использовать во время знакомства с графиней.

– А вот и я! – улыбаясь, в комнату вошла Элиза.

Одетая в чудесное платье цвета серого жемчуга, с аккуратно уложенными волосами и блестевшими в свете камина скромными, но очень милыми украшениями матери – единственным богатством, которое осталось у той после побега с молодым Смитом – Элиза вызвала вздох восхищения отца.

Гордый тем, насколько элегантно выглядит дочь, пытаясь соответствовать ей, он галантно подошел и, накинув на нее плащ и предложив руку, повел к ожидавшей их карете.

Услужливый одноглазый, увидев приближающихся, поспешил открыть дверь кареты и, усадив пассажиров, тронулся в путь. Дождь все не прекращался. Мокрая ночь, пронизываемая северным ветром, предполагала, что ни одна живая душа в этом городе не захочет покинуть свою теплую обитель и отправиться за чем бы то ни было на холодные, утопающие в воде улицы.

Отец и дочь, держась за руки и пытаясь скрыть всевозрастающее волнение, шептались как два заговорщика:

– Элиза, милая, расскажи мне, что и когда я должен говорить при встрече с миссис Краутц! Кажется, я забыл все, чему ты меня учила! – в ужасе шипел мистер Смит.

– Папа, ну что же ты? – Элиза, видя, как глаза отца расширились от страха, тихо засмеялась и спокойно, в тысячный уже, наверное, раз, объяснила ему, что он должен будет сказать и сделать во время знакомства.

Но и в этот раз все советы дочери ненадолго задержались в памяти взволнованного старика.

Эти изящные манеры, глупые правила и заумные словечки, которыми обменивались люди из высшего общества при встречах, казались ему абсолютно противоестественными и неискренними, а значит, ненужными и не стоящими внимания. Но, не желая все же позорить дочь своей невежественностью, Смит уяснил и запомнил главное, что должен будет сделать – вежливо поклониться и представить себя и Элизу. Это‑то он точно сможет сделать, а дальше уж пусть все идет так, как господь располагает. Он ласково сжал ладошку дочери и улыбнулся.

Элиза же, пытаясь успокоить бившееся, как у пойманной птички сердечко, ехала и молилась о благополучном исходе неожиданной поездки.