Лабиринт
И только он – своим напором и искренностью, энергией и открытостью – смог покорить неприступное сердце молодой аристократки и всю их недолгую, но очень счастливую жизнь, обожал и носил на руках свое сокровище, стараясь изо всех сил заработать на безбедное и достойное ее существование.
Конечно, Смит понимал, что его любимая пошла на большую жертву ради него, и поклялся сделать все, чтобы Клара была счастлива. Небольшого капитала Смита хватило на то, чтобы уехать и поселиться в небольшом городке на юге Англии, где они купили уютный домик с яблоневым садом.
Они так любили и так заботились друг о друге. А когда Клара сообщила мужу, что у них будет ребенок, радости его не было предела.
– Боже, как я счастлив, Клара! – радостно скакал по дому Смит, обнимая и целуя жену. – Как же хорошо заживем мы теперь, дорогая. У нас будет много‑много детей! Думаю, что первым родится мальчик!
Они жили в ожидании своего малыша, наслаждаясь каждой минутой. Но, как это часто бывает, счастье их не продлилось долго. Клара умерла во время родов, оставив любимого мужа с ребенком на руках.
– Поклянись мне, дорогой, что всегда будешь рядом с нашей девочкой. Поклянись, что убережешь и защитишь ее в трудную минуту! – теряя последние силы, прошептала, уходя, Клара.
Рыдающий Смит, не выпуская руку умирающей жены, целовал ее, повторяя:
– Я клянусь! Я клянусь тебе своей жизнью, Клара. Я буду беречь и защищать ее! Буду беречь и защищать!
– Назови ее Элизой! – улыбаясь сквозь слезы, попросила Клара и навсегда закрыла глаза.
Преданный и любящий, он растил свою единственную радость, оставшуюся от большой и чистой любви, один. Смит даже не думал найти новую возлюбленную – так сильно было его чувство к усопшей жене. Он не мог себе представить, что кто‑то, кроме его Клары, когда‑нибудь переступит порог их дома и станет тут полноправной хозяйкой и матерью его девочки. Нет, это было невозможно.
Горе подкосило некогда веселого и бесшабашного весельчака. Ему пришлось нелегко, но он с достоинством и без тени жалости к себе нес свою ношу. А тоску по ушедшей возлюбленной он – втайне от дочери – заглушал выпивкой в любимом трактире или дома, осушая бутылку – другую из тайника.
Смит растил свою девочку, окружая заботой и нежностью. Стараясь обеспечить Элизе достойную жизнь, он не гнушался никакой работой. Он отказывал себе во всем, лишь бы у его красавицы было все необходимое.
А Элиза, растущая под бесконечными лучами отцовской любви, платила ему ответной, не менее сильной любовью. Нежная и светлая, так похожая на покойную мать, она как могла старалась помогать отцу. Образование, которое она получила благодаря усилиям отца, экономившем и отказывающим себе во всем, позволило ей устроиться гувернанткой в хорошую и уважаемую в их городе семью.
Дети любили ее, да и она получала огромное удовольствие, воспитывая маленьких непосед. Своим кротким и покладистым нравом Элиза завоевала сердца не только маленьких подопечных, но и их родителей, которые относились к ней более чем хорошо.
Жалованье ее было достойным, и она радовалась тому, что может, наконец, помогать отцу, который всю жизнь старался обеспечивать ее всем, что должно было быть по его разумению у такой прекрасной девушки, как она.
Они любили друг друга бесконечно, чем вызывали уважение у всех, кто знал их.
Так и жили эти двое, радуясь тихому счастью, но у судьбы на каждого свои планы. Не бывает жизни без движения, не терпит бытие застоя и постоянства. Вот и в устоявшуюся жизнь отца и дочери пришли нежданные перемены.
А началось все с того, что барон Эрнтон, у которого Элиза служила, решил переехать в родовое имение на севере Англии. Элизе было предложено остаться в семье и продолжить работу, но для этого ей пришлось бы покинуть отца и последовать за хозяином и его семьей, а это было невозможно.
Даже мысль о том, что они могут разлучиться, была невыносимо болезненной для них обоих, не говоря уже о решении переехать на другой край страны.
Старик Смит, готовый на все ради дочери, не мог бы сделать для нее лишь одного – покинуть свой дом, который был символом его любви, и могилу любимой, к которой приходил он чуть ли не ежедневно все эти годы. Для него отъезд из родного, пропитанного воспоминаниями места, так же как и переезд Элизы, был равносилен смерти.
Что уж говорить об Элизе! Она тоже не хотела этой разлуки, и как бы ей не было жалко прощаться со своими воспитанниками, оставить отца одного она не могла ни за какие деньги.
Сообщив о решении остаться в родном городе, отказавшись от солидного денежного вознаграждения и перспективы устроиться в большом городе, Элиза сделала отца одновременно самым счастливым и самым несчастным человеком на свете.
– Девочка моя, как же я благодарен тебе, – плакал старик Смит, целуя руки своей красавицы. – Я не смог бы прожить без тебя и дня.
Но в то же самое время он чувствовал себя до крайней степени виноватым в том, что таким выбором лишил дочь возможности устроить свою судьбу.
– Ну что ты, что ты, папа, – говорила ему Элиза, гладя его седую голову, склоненную перед ней. – Все обязательно устроится, поверь мне. Я обязательно буду счастлива, не сомневайся. Разлука с тобой стала бы для меня настоящей пыткой, так что я не жалею о своем выборе.
Мистер Смит, чувствуя все же тяжесть ответственности за принятое дочерью решение, поклялся во что бы то ни стало найти для нее хорошую работу и каждый день, встречаясь в городе со всевозможными знакомыми, интересовался, не появилось ли у кого‑то из местных знатных семей достойное место с приличным жалованием.
–
– Прости глупого старика, мой мальчик! – добродушно произнес мистер Смит, глядя на улыбающегося Эдварда. – Больше я не усомнюсь в тебе ни на секунду. Знаешь, сто раз уже проклял я тот день, когда судьба свела меня с тем человеком. Именно тогда и начались все наши несчастья. – Смит загрустил. – Я помню все, как будто это произошло вчера.
–
Это был обычный весенний вечер. Смит сидел в любимом трактире за кружкой эля. Слегка захмелевший, он на какое‑то время позволил себе расслабиться и забыть о неудачных попытках найти для дочери хорошую работу. Он просто сидел, бессмысленно глядя в окно, периодически откликаясь на приветствия заходивших знакомых. Разговаривать ни с кем не хотелось, и Смит, погрузившись в поток бесполезных, но умиротворяющих его мыслей, равнодушно плыл в нем.
Незнакомый голос со странным, не характерным для этих мест акцентом, нарушил спокойное течение мыслей старика Смита, и он, поддавшись приступу любопытства, начал искать глазами того, кому он принадлежал.