Легенды нашего края. Люди Падающей Воды

Топями называли мёртвый лес, когда‑то выросший на торфянике. Скелеты белых берёз и чёрных осин, от кустарников нет и следа, а под ногами мягкий ворс пожелтевшего моха – вот что такое топи. А дальше болото. Между ними узкая полоска твёрдой земли, ставшая тропой кочующих животных. Здесь вырыли западню, и, наконец, она сработала.

Всё оказалось не так, как казалось. Охотники прятались за сухими деревьями, а на твёрдой земле страшный неведомый зверь поглощал их добычу. Стоя у западни, он опускал туда голову и рвал куски мяса из тела носорога огромной пастью с зубами больше, чем Харкина голова. Глубокие складки на длинной шее, но ещё глубже на животе.

Бездонное брюхо, подумал Харка, такому и носорога будет мало.

А охотники восклицали:

– Дух Болот! Дух Болот!

– Носорог его вызвал своим рёвом. Теперь не уйдёт, пока не сожрёт.

– Надо попробовать огнём его отпугнуть.

Связали факелы, подожгли. Несколько охотников, размахивая ими, рискнули ближе подойти. Но Дух болота только рыкнул, качнулся в их сторону на трёхпалых ногах, и смельчаков будто ветром сдуло. От оброненных в мох факелов потянуло дымом.

– Может, он прогонит, – решила часть охотников. – Будем ждать.

– Ждите, если сами не сгорите, – сказали другие, – а мы возвращаемся. После этого чудища там уже нечего будет нести.

Харка под впечатлением увиденного брёл некоторое время в веренице охотников, а потом побежал – время поджимало.

 

 

3

 

 

Солнце скрылось за горизонт, позолотив подбрюшья облаков, когда Харка вошёл в пещеру. Атмосфера в ней дышала тревогой, это он почувствовал сразу – приглушённые звуки, минимум движений и какая‑то растерянность на лицах. Что‑то произошло, пока он отсутствовал.

Приемник шёл к шкуре белого бизона у ног глиняного Бурунши – обычное место Хранителя, а люди поднимались из своих углов и собирались в толпу за его спиной. Эта молчаливая процессия смешала вместе извечных врагов, мужчин и женщин, теперь оставивших без присмотра детей – такое случается редко.

Хранитель лежал на шкуре бизона прямой, как копьё, устремив неподвижное лицо в каменный свод пещеры. Одного взгляда было достаточно понять, что душа последнего Посвящённого в том далёком краю, где никогда не бывает зимы, где никогда не заходит солнце – в Долине Вечной Охоты. Остались люди Падающей Воды без покровительства Великого Бурунши. Что может непосвящённый приемник?

Харка опустил колени на белую шкуру – скорбь, жалость к старику, страх за то, что он теперь единственный в ответе за судьбы людей, схватили его душу.

Харка застонал, и народ за его спиной застонал тоже.

Харка качнулся, закрыв ладонями лицо, и люди за его спиной, будто камыш на ветру, закачались из стороны в сторону.

Харка упал лицом в белый ворс, а в пещере началось светопреставление. Женщины стенали и выли, рвали на себе волосы. Мужчины рычали и плясали, потрясая оружием, танец смерти. Ребятишки визжали от ужаса….

Великое горе пришло к народу Падающей Воды.

Лишь к полуночи, попадав в изнеможении, все успокоились.

Харка поднялся:

– Оставьте меня одного – буду молить Великого Буруншу вернуть нам своё покровительство. Буду молить ушедшего вернуться и свершить обряд Посвящения. Я сделаю всё, чтобы в пещере был Покровитель.

– Хоу! – сказали люди и вышли.

Харка остался один.

Вновь, как и утром, сидел он у изголовья старика, теперь уже навсегда умолкшего. Одна только ночь у него есть, чтобы силой разума или волей случая постичь тайну, ставшую недоступной – на молитвы приемник не уповал. Молись, не молись, на карту поставлена его жизнь – милость божества должна быть возвращена народу любой ценой. Он должен либо стать Хранителем, либо уйти за ним – на то он и приемник.

Как переменчива судьба! Днём ещё безоблачной была – будущее сулило счастье, звучали клятвы, радовала перспектива…. А теперь осталась последняя ночь у изголовья умершего старика. Она пройдёт – солнце взойдёт, песни запоют птицы. Стада придут на водопой, охотники подстерегут добычу. Всё будет идти своим чередом, только Харки уже не будет. Дул будет делать стрелы, Лам лепить горшки, а Суконжи всех задарит сверкающими украшениями. Эола будет рожать детей невесть от кого, как и её подруги, или отрежет себе грудь и в руки возьмёт лук охотницы. Только Харки уже не будет. Безногий Туол выстучит на стене его гордый профиль….

Приемник взглянул на старческое лицо с заострившимся профилем – о, Хранитель, лучше бы ты не заметил меня. Ну, что ты нашёл во мне такого, чего не обнаружил в остальных? Чем я привлёк твое внимание – цветом глаз или волос, ростом, силою, умом? Да, я быстрее всех бегаю, да, я дальше всех ныряю, да, я схватываю на лету то, что знающие говорят, но, признаюсь тебе сейчас – в Буруншу я не верю. Будь я рождён под сводом пещеры, будь я потомком Серых Волков, тогда, может быть, кровь моих предков привила к истукану любовь. Но меня принесла Падающая Вода оттуда, где рождается сама, где на крутых утёсах гнездятся горные орлы, где люди гордые живут. Почему же их сын должен кланяться истукану с длинным носом, кривыми ногами и круглым толстым животом? Скажи, о, Хранитель….

Приемник коснулся холодной ладони умершего старика – может быть, неспроста ты ушёл, не открыв мне тайны Посвящения. Ну, какой из меня Хранитель глиняного Божества – ты этого не понял, мой учитель, но поняла твоя душа, вовремя покинув бренное тело. Всё, что случилось, случилось к лучшему – мне не придётся, храня традиции, дырявить твой запеченный череп, высасывая мозги….

Вопли за выходом из пещеры отвлекли Харку от его мыслей.

Что там? Должно быть, охотники вернулись от Гнилого болота с вестью, что носорога нет и Великого Примирения не будет – ещё одна немилость божества привела народ в исступление. Несчастные люди! Харка во что бы то ни стало должен помочь им....

Приемник перебрался к глиняному истукану, встал на колени, приложил к его животу ладони и притиснулся лбом.

Как там рассказывал Хранитель про первого посвящённого Шурханшу? Тот, умирая с голоду, слизал жертвенную кровь с глиняного живота, и Великий Бурунша очнулся от сна – так свершилось Посвящение.

Харка, преодолевая отвращение, коснулся языком осклизлого живота.

Ничего не произошло. Тихо в пещере.