Легенды нашего края. Байки у костра
Молодые глаза сверкнули азартом. Только шагнул на скатерть – бах! – сходит расфуфыренный сын боярский, жемчугами да бляшками золотыми от шапки до сапог сафьяновых усыпан.
– Спасибо, котик, уважил, – даже поклонился поясно. – Час ба в Киев, уж я ба там…
А тот улыбку в усах прячет.
– Следующий.
Бородатые поскромнее принарядились.
– Вооружайтесь, – требует благодетель.
Старшие в кольчуги, а Алешенька сверкающие позолотой доспехи вытребовал. В оружие первым делом лук попросил.
– Ох, и ленив же рукой махнуть, – ворчит Илья Муромец, а сам копье (древко простая длань не обхватит) и булаву отмыслил.
Добрынюшка меч обоюдоострый:
– Уж я‑то найду ему дело!
Нарядившись и вооружившись, затребовали коней своих, оставленных в Киеве. И получили – тех самых или очень похожих.
Вскочив в седло, Попович горделиво повертел головой:
– Ну, кто теперь скажет, что хвастлив да уверток я?
– Брат ты наш, – согласился Добрыня Никитич, а Илья Иванович промолчал.
Помолчал и молвил:
– Сбираясь на ратный подвиг, можно бы и….
И диво! – Кот не стал возражать, когда посередь скатерти вспучилась крутыми боками бочка пенной медовухи с плавающей в ней ендовой.
– Подсуетись, Алеша, – попросил Добрыня.
Попович с седла наклонился, зачерпнул в сосуд и, покосившись на хозяина, преподнес питье Илье Иванычу.
Пока богатыри крутились верхами вокруг бочки, Ученый вновь вернулся к своим мечтам и решил, что в принципе все возможно – нет такой силы на белом свете, способной противостоять этим тартыгам. Главное – не дать им выбиться из повиновения. Пусть лучше пьют, поют и смеются до поры – вот как сейчас! – а придет пора, то и покажут силищу свою против тех, на кого он укажет. Ему нетрудно было представить – богатырей в ярости и клочки врага по закоулочкам. О том, что делать дальше, в дупло домысливать пошел.
Богатыри пустили коней на выпас, сняли доспехи и прилегли головами на седла.
Кот утром вернулся с тоскою в глазах и нелепым приказом – вырвать дуб с корнем и забросить далеко в море на волю волн. Что его подвигнуло на сей приговор, осталось неведомым богатырям. Но не ослушались – облапили мощный ствол с трех сторон, напряглись и вырвали дерево из земли вместе с корнями. Потом отнесли к морю и забросили далеко‑далеко – аж до самого горизонта. В земле под его корнями обнаружилась цепь золотая о тридцати двух звеньях, толщиною в кулак – ну, баснословной цены и красы неписанной.
– Эту куда?
– Сейчас, сейчас…, – суетился у самобранки Ученый Кот.
Своим хотением и ее подмогой сварганил большущего (в два конских роста) белого верблюда. Меж его горбов и повелел намотать цепь. Сам поверху уселся и дал команду:
– По коням! Нас Киев ждет!
Порушив дуб, богатыри остались возбуждены – глаза блестели, на ликах суровость, губы замочками, надутые. Словно что‑то несут и боятся расплескать по дороге. Оседлали коней и пустились вслед за воеводой хвостатым. Ехали и молчали – даже Попович, который всегда заразительно хохотал, когда был весел или пьян, когда солнце светило и дождя не лило…
Молчат тартыги, чем же путь сократить? – думает Ученый Кот, и решил пока на музыку положить стих свой, надысь сотворенный. Сочинил мелодию и не просто мурлыкал себе под нос, а пел с упоением и во весь голос. Богатыри ж перебрасывались хмурыми взглядами, не вникая в суть – вот разбазлался, черт хвостатый!
Солнце, обойдя полукружьем землю, легло краешком на горизонт.
– Сейчас станем на ночлег, закажем вина, и будем пировать, – заявил воевода.
Но опять не услышал «Уррра‑а!». Богатыри даже не улыбнулись, и на привале больше налегали на трапезу, усов с бородами не макнув в заморское пойло. А Кот, никогда прежде непимший, на радостях перебрал – затеял пляску подле костра, бубенцами над головой потрясая. Потом пытался обучить сумрачных воев игре в кости. Потом….
Спать совершенно не хотелось – потянуло его и на песни.
Рубиново светились угли костра, ночной ветерок снисходительно трепал дым.
Песнь о дубе у лукоморья, о сказочной стороне, где Русью пахнет, где леший бродит, русалка на ветвях томно сидит… ночной порой в степи бескрайней показалась Коту особенно значимой, полной таинственных полунамеков, животрепещущей интриги и до предела романтичной. Он шибко расчувствовался.
– А можно то же, но веселей! – неожиданно громко сказал Алексей.
– Как? – автор и исполнитель с сожалением отник от душещипательного настроя.
Для начала Попович попросил медовухи – осушил ендову; угостил побратимов. Утробно рыгнув, потребовал гусли. Тронул струны и затянул тенорком:
Лукоморья больше нет,
От дубов простыл и след…
Спев куплет, Алеша оглянулся на бородатых – те грянули дружным басом:
Ты уймись, уймись, тоска,
У меня в груди…
Алешенька крякнул от удовольствия и вновь прошелся по струнам.
Здесь и вправду ходит кот,
Как направо, так поёт,
Как налево, так загнёт анекдот…
– Хватит! – Ученый Кот подскочил со своего места. – Заткнитесь все!
Потом заходил вокруг костра, покачиваясь от выпитого вина:
– Я ни черта не понимаю! Так испохабить мое творение! Как вы посмели! Ироды!
