Лелег

Гарнизон сопротивления практически не оказал. Не успели. Казаки, правда, быстро собрались, обнажили клинки. Рубились отчаянно, умело. Каждый положил по пяти и более крымчаков. Но силы были неравные. Татары заполонили город действительно чёрной безжалостной ордой, несущей огонь и смерть. Русская резидентура понесла в тот день серьёзные, трудно восполняемые потери. Польские, литовские, турецкие шпионы загодя были предупреждены. Удалось после неравной кровавой схватки прорваться за город знакомым нам по прежним делам Никите Дуболому и Фёдору, крестьянину, которого Альгис в своё время посылал предупредить Ивана Грозного.

Город пылал, даже на утренних облаках заметны были отсветы пожаров. С десяток татарских конников ринулись преследовать. Они уже наседали, кони‑то особенные, первостатейные скакуны. И всё время стреляли из луков, не понимая, почему эти русские не выпадают из сёдел. Стрелы каждый раз улетали без промаха. Наконечники, выкованные из железа особого сплава, обычно пробивали и кольчугу, и щиты. Татары начинали бесноваться. Вроде настигли, а расстояние как бы не убавляется. Кричали до хрипоты, гикали, рыкали, взвизгивали, придавая лошадям настроения. Скакуны наращивали темп, снова казалось, что ненавистные спины уже вот, один рывок, и можно рубить. Ан нет, русские поддавали жару, разделяющее расстояние каверзно нарастало. Натягивали тетивы, пускали стрелы. Начали уставать руки. Вскоре колчаны опустели.

Неожиданно преследуемые остановились, развернули коней, сняли со спин свои луки. Первые же стрелы прошили насквозь двоих, тут же ещё двоих и ещё двоих. Опытные ордынцы, быстро придя в себя, пригнулись к гривам, выхватили сабли. Понеслись в атаку. Тут же двоих коней пронзило длинными копьями, бедняги кувыркнулись, с кошмарным хрустом подминая под себя всадников. Оставшиеся двое татар совершенно опешили, резко натянули поводья, скакуны поднялись на дыбы. Они, эти русские, вблизи выглядели великанами, закопчёнными, окровавленными, страшными настолько, что кони сами развернулись, чтобы дать стрекоча, хозяева даже не пытались остановить. Плевать на позор, надо когти рвать. Но пока разгонялись, ужасные русские уже тут как тут. Ни иллюзий, ни надежд, ничего, никакой альтернативы. Два синхронных взмаха могучих рук, яростный свист клинков, рассечённые вдоль хребтов кольчуги вместе с горячими телами татарских крымских парней.

– Фёдор, глянь‑ко, вроде один живой, – Никита саблей указывал на убегавшего в сторону поросшей фиолетовым шалфеем балки татарина. – Хромает. Ногу никак сломал? А ну‑ка, поехали, глянем, что там у него.

– Осторожно, братуха! От недобитка всего ждать.

– Щас я его заарканю, подлюку.

Когда подскакали, татарин и вправду выхватил длинный кинжал, размахнулся, чтобы метнуть. Мастера были ножи метать. Не успел, арканом сдавило шею, Никита дёрнул коня, петля затянулась, крымчак захрипел, выпучил глазища. Связали, разок огрели между бровей, чтоб охолонул. Когда сняли с него шлем‑шишак, надо сказать, непростой, с перьевым плюмажем, козырьком, наносником, ушами и назатыльником, Фёдор брезгливо сплюнул.

– Так я знаю гниду. Это ж Айся. Да ты помнишь его. А, Никита?

– Айся?

– Ну как же! Каждую седмицу приезжал. То пороха ему, то арапников для нукеров. Кольчугами интересовался нашими, златоустовских мастеров. И откуда прознал‑то? У казаков рыбу выкупал целыми возами. Также знал, когда они из‑за Днестра наезжают обозом.

– Тут все всё знают. Кстати, рыбный промысел у днестровцев такие обороты закрутил. Казаки гуторили, что прямо из воды судаки в корзины выскакивают. Да ещё карпы со свинью размером, сомы вообще с телёнка или даже бычка годовалого.

– Хм, в корзины, говоришь? Нет, братуха, энти казачки дюжо хитры. Разбойники, чтоб их! Они там Днестр приручили каким‑то образом. Кабы просто неводами таскали, то столько улова не набрать. Они обозами рыбу возят. И не только сюда. Они её вялят, солят. Промысел целый. Куда только государи смотрят? Такие доходы пропадают.

– Смотрят. Альгис говорил, что там, на Днестре, вскорости поработать придётся. Это Дикое Поле с дикими промысловиками под своё крыло будем брать. Турке вот прыти поубавим, ляхам тоже, и займёмся с божьей помощью. О, гляди, прислушивается, недоносок. Слышь, Айся, ты, случаем дела, не на Османа тайно служишь?

– Вспомнил его! Ах ты… Точно, постоянно отирался возле нашего подворья. Из отряда Хабибрасула, пакостник? Они ведь на стороне поляков. Вот гадёныш! Почто ж ты, собака, супротив своих‑то? – Никита схватил за грудки, приподнял над землёй одной рукой, второй замахнулся отпустить леща. Но не стал.

– У этой своры своих не бывает, – мрачно рассудил Фёдор. – А скажи‑ка, мил человек, али приказал кто злодейство такое?

– Говори, не молчи, – Никита всё ещё держал татарина на вытянутой руке, тот только ногами болтал да глаза продолжал пучить.

– Петлю с шеи может снять?

– Один хрен, не скажет. Дюжо дикие.

– Так давай пятки поджарим. Верное средство от немоты.

– Хоть понимаешь, чего утворили, поганцы?!

– Никита, вяжи‑ка ему руки. И ноги. Я хворосту соберу. Надо же, столько народу загубить. Погодь, невмоготу мне.

Отвесил звонкую оплеуху. Подумав секунду, отвесил с другой руки. Пошёл за хворостом. Когда подошвы начали дымиться, Айся разразился было изощрёнными русскими ругательствами. Надолго не хватило. Завыл, стал извиваться, правда, бесполезно. Никита перед этим прочно пришпилил его одёжу к земле двумя пиками. Потом татарчонок добросовестно начал отвечать на задаваемые вопросы. Выяснилось, что отряду Хабибрасула поставлена ещё одна задача: не дать воссоединиться хоругвям литовского гетмана с войсками Сагайдачного. Для чего крымчаки в срочном порядке выдвигаются сегодня же в приграничный Хотин.

Айся, уже почти в бреду, признался, что Хабибрасул отобрал специальную когорту лучников, самых метких, именно для уничтожения обозного генерала Петра Сагайдачного. Тысячу отравленных стрел прислали из Константинополя для подлого дела. Когда же татарчонок, войдя во вкус вынужденного предательства, поведал, что заказ на стрелы поступил от польского монарха, Никита принял решение не добивать.

Напоили вином, которое имелось в походном бурдюке на все случаи жизни, посадили на свободного коня, добротно приторочили к седлу. И понеслись в сторону предстоящего серьёзного сражения. Надо было предупредить Альгиса о предательстве ханского родственника, канальи Хабибрасула, уничтожении штаб‑квартиры в Рашкове вместе с городом и крепостью, о вероломных планах чрезмерно амбициозного малолетки Османа и ясновельможного, до подлости инфантильного Сигизмунда.