Лелег
На выходе из клуба скопилась внушительная компания трубящих рогатых лосей, вооружённая кольями. Понеслось‑поехало. Силы неравные. Одному солдату приходилось отбиваться от пятерых инфантильных рогачей. Надо сказать, перед отправкой в Заполярье каждый претендент проходит тщательное медицинское освидетельствование. Отбирают самых выносливых и крепких. Парни, служившие у Божка, да и у пограничников, и пэвэошников, либо были спортсменами, либо здоровяками от природы. Отпор местной шпане дали предостойный. Даже замполит поучаствовал. Потом ему накладывали грим под глазом. Вырвались довольно‑таки потрёпанными. Кому губу рассекли, кому сломали нос. Несколько получили колом по голове. Но кто из местных попал под кулаки ракетчиков, потом отлёживались на больничном. Много таких набралось.
Отбившись от первых инфантильных атак, загрузились в гэтээску и рванули прочь. Ехать километров пять. Посёлок стоял на берегу, а войсковая часть подальше, в тундре. Когда проезжали мимо старых заброшенных складов, в лобовое стекло угодила монтировка. Водитель, не ожидавший такого коварства, резко рванул на себя рукоять дифференциала. Гэтээска закрутилась на месте, словно подбитый танк. Замполит, усыпанный стеклом, душевно заорал, как будто его ранили. Двигатель заглох. Солдаты вывалились из пассажирского отсека, приготовились к роковой драке. Благо, рядом валялось множество досок, брёвен, коими мгновенно вооружились и готовы были стоять насмерть. Из‑за сараев показалась и стала быстро приближаться расплывчатая серая масса. Белые ночи на ту пору заканчивались, и стояли призрачные сумерки. Разобрать было трудно, кто бежит, сколько сохатых голов. Замполит, отошедши от шока, разумно скомандовал: «По коням!» – и бойцы шустро, один за другим юркнули внутрь. Гэтээска сорвалась, взрыхлив и подняв столбом пыль с песком.
На высокой скорости проскочили КПП, машина поднялась, будто скаковая лошадь, на дыбы, резко затормозив перед крыльцом. Возбуждённый до крайности, майор кинулся в казарму, поднял по тревоге личный состав. Часовой доложил, что со стороны посёлка движется на большой скорости автомобиль. Вскоре стало видно, как он суматошно кромсает сгустившиеся сумерки острыми лучами фар.
– Дежурный! – закричал замполит.
– Я, товарищ майор, – откликнулся откуда‑то из подсобки дежуривший по части молодой лейтенант‑связист.
– Боевая тревога, раздать оружие.
– И патроны?
– Да, по два полных рожка каждому, – майор вошёл в азарт и героически рвался в бой. – К автоматам примкнуть штык‑ножи. Я им покажу, жучкиным сынам, советскую власть! Оборзели тюлени, дальше некуда, вконец охамели. На кого руку подняли!
Лейтенант, немало удивлённый новой породе тюленей, подумал, а на кого, собственно? Обычное дело, мужики баб не поделили. И решил патронов не давать. Незаметно набрал номер командира. Леонид Тихонович Божок мертвецки спал после охоты. Почивала и супруга, умаявшись от ощипывания и свежевания мужниных охотничьих трофеев: гусей да уток. Спросонья не сразу сообразив, почём фунт лиха, подполковник несколько раз требовал повторить доклад. Когда дошло, разъярился.
– Я ему, стервецу, сейчас такую боевую тревогу объявлю, маму родную вспомнит не раз! Оружие не выдавать ни в коем случае, ты что! Людей расставить по периметру, на территорию никого не допускать, всех лишних в шею. Понял? Оружие ему приспичило. Мальчишка!
Через пять минут командир уже вбегал в казарму. При полном обмундировании, как и не спал. Замполит перед ним так и выплясывал.
– Первыми напали. Понимаете, как бандиты, из‑за угла. Собаки! Песцы облезлые! Ну, мы им сейчас. Дежурный! – он настолько вошёл в раж, что уже чуть ли не отталкивал в сторону самого Божка. – Живо вскрывай оружейку. Будем отражать нападе…
Договорить не успел. Подполковник, коротко размахнувшись, заехал ему ладонью в ухо. Майор остолбенел. Держась, как дитя, за щеку, глупо моргал и уже молчал, очевидно, впав от неожиданности в транс. А командир тряс под носом кулачищем и выговаривал:
– Тебя для чего на должность поставили? Для дискредитации советской власти? Чтоб порочить ум, честь и совесть нашей эпохи? Ты кто такой есть? Комиссар! Я сразу говорил, затея с танцульками гнилая. Так нет же! Тебе хорошеньким выглядеть хочется. Идиота кусок! – и для наглядности ещё разок замахнулся, но не стукнул. А тот даже не отшатнулся, так и стоял, моргая.
– Ну, ладно, ладно. Чего, как неживой? – командир забеспокоился. – Что, и тебе по голове заехали?
– Да вроде нет.
– Так что случилось? Прозрение вдруг нашло?
– Да как‑то… Впервые со мной. Виноват, товарищ подполковник. Разрешите идти?
– Куда? Тудыть налево, куда ты идти собрался?
– Как куда? К бойцам! Всё ж таки нападение.
– А‑а‑а. Ну, тогда иди.
Замполит выбежал наружу, глубоко вздохнул. «Тяжёлая у него рука!» – проворчал под нос и нервно хихикнул. Тем временем грузовичок подкатил, из кузова высыпало человек тридцать. Начали окружать. Грузовичок, пытаясь развернуться, соскочил задним колесом с бетонки и застрял. Божок велел взять водителя и доставить живьём. Двое бойцов с готовностью кинулись исполнять. Через пять минут колхозный водила, Канюков Петя, мужичок тридцати лет, коренастый, крепенький и пьяненький, был доставлен. Чуть ли не волоком. Оба глаза у Пети как‑то быстро заплывали и начинали фиолетоветь.
– Вы что беспредельничаете? – командир принялся было отчитывать вояк, но, не сдержавшись, расхохотался.
– И пальцем не тронули. Это он сам, споткнулся, упал, потерял сознание, очнулся, бланш под глазом, – ответил один из бойцов, и все поблизости прыснули со смеху.
– Петя, тудыть налево, ты чего диверсантов цельный кузов мне навёз? – Божок продолжал улыбаться уголками рта. – Решили часть захватить? Власть менять собрались, военный переворот? Да ты знаешь, олух, чем это для тебя может закончиться? При сталинских порядках я бы тебя уже пристрелил. Доходит?
– Тихоныч, да пойми, обидно, – водитель туго соображал и раскачивался, будто на баркасе плыл. – Ваши наших всех баб оприходовали, а нам как же?
– Ты про каких баб тут мне вышиваешь? Твою Дмитриевну? Хотел бы я посмотреть.
– Э‑э‑э. Мою Дмитриевну попробуй, оприходь. Она тебе живо оторвёт приходное хозяйство. Гы‑гы‑гы.
– Так какого чёрта припёрся?
– Так я это… Наши ж страдают.
– Эх, бестолковщина! Ты что, пацан? Голова седая, а туда же. Нажрались, дебоширите. Тебе ли в драку лезть?
– Это мы ещё поглядим!
– Да что поглядим‑то? Дурачок!
– Зачем оскорблять, Тихоныч? Чай, не первый год меня знаешь.
– Да знаю, горе луковое, знаю. Потому и разговариваю. Не то давно сидел бы в каталажке. Ну, если хочешь, распоряжусь, быстро упакуем.