Лукавый Шаолинь

А потом меры воздействия стали жестче. Кеша и Гоша строго следовали своему принципу пацифизма. Они и пальцем не дотронулись до меня. Просто вынесли из моей комнаты абсолютно всю мебель. Я стала спать на голом полу. Потом по собственной воле перестала есть. От голода и нечеловеческих условий жизни я вдруг поняла, что хочу только страданий. И недрогнувшей рукой порезала себе ногу. Это произвело впечатление. Кеша и Гоша больше всего на свете боялись боли, хоть физической, хоть душевной. Я впервые увидела, как они заплакали. Просто сели рядом со мной на пол и заревели в голос. А потом стали кормить супом с ложечки, также сидя на полу, поминутно целуя и обнимая.

После этого наши отношения восстановились. И я получила разрешение выбрать любую профессию, какую пожелаю.

Родители больше не вмешивались в мою жизнь. Впрочем, один раз они вытрясли из Эли целое интервью о ее необычной способности.

Я уже говорила, что в нашем городе творились странные вещи. Но жители этого старательно не замечали. Лишь мои родители изучали эти чудеса и описывали в газете. В большинстве своем чудеса пугающие и ужасные. Но есть в нашем городе особые зоны добра, в каждой из которой находится храм с серебряными куполами. Это древние церкви, гораздо старше Верены. Никто толком и не знает, когда они были построены и почему с серебряными куполами.

Когда человек находится рядом с храмом, его накрывает волна счастья. А точнее сказать, удовольствия. Впрочем, жители этих районов не бьются в экстазе, но они всегда в хорошем настроении, добры и приветливы. Особенно интересно пересекать зону в автобусе, наблюдая за пассажирами.

Вот стоят люди, озабоченные своими проблемами.

Студента бросила девушка. Он задумывается о том, чтобы шагнуть вниз с крыши панельной десятиэтажки.

Женщина средних лет сегодня поссорилась с лучшей подругой, потому что хотела устроить ей на день рождения торжество в ресторане с подарками и кучей гостей. Но приятельница мечтает отметить сорокалетие в кругу семьи.

У мужчины, который тщательно ухаживает за своей бородой и следит за модой, больной желудок. Его постоянно тошнит. И сейчас он ненавидит весь мир.

Автобус проезжает мимо церкви с серебряными куполами. Лица пассажиров светлеют, морщины разглаживаются. Боль уходит! Впрочем, всего лишь до следующего поворота. А может, еще раньше?

Жилье в таких зонах самое дорогое. Но проблема в том, что границы между ними очень зыбкие. Никто не мог определить, когда заканчивается радость. Никто, кроме Эли. Когда она закрывала глаза, то видела светящиеся грани, чувствовала тепло.

Я так и не простила родителям издевательства над Элей. Сначала это были всего лишь вопросы. Потом – опыты, причем довольно болезненные. На подругу надевали шлем с проводками, цепляли к рукам непонятные приборы. Элиза жаловалась на головную боль, стала замкнутой и молчаливой. Все это длилось, пока не вмешались ее отец и мать.

Они и отправили девочку к психологу. Тот посоветовал чем‑то оттенить переживания от светлых зон: заниматься спортом, учиться, завести новых друзей. Понять, что есть и другая жизнь. Не только навязчивые журналисты и равнодушные ученые.

Эля последовала советам врача. Она все сделала правильно. И это перевернуло ее жизнь.

А я в свои шестнадцать лет начала готовиться к поступлению в университет. Это был первый год, когда литературу только начали сдавать в форме ЕГЭ. Тесты, кто бы мог подумать! К примеру, там были такие вопросы: «Что чувствовала Татьяна к Онегину?» Ответы: а) Любовь б) Дружескую привязанность в) Страсть г) Ненависть д) Презрение е) Сексуальное влечение. И что бы вы думали? Правильным ответом было страсть!

Я целыми днями решала тесты и читала русскую классику. Мысли о странностях, которые творились в нашем городе, отошли на второй план. Какие уж тут поутри да светлые зоны! Даже на любимых писателей не хватало времени.

Иногда мне казалось, что я живу в двух параллельных вселенных. В середине нулевых и второй половине XIX века. Иногда, забывшись, я говорила «Помилуйте, сударь» или «Извольте‑с». И все больше осознавала, что XIX век нравится мне гораздо больше, чем второе тысячелетие. Я все реже стала выходить на прогулки с друзьями, становясь типичной «филологической девой». Даже Эля, обожавшая читать, удивлялась:

– Хватит уже сидеть над «Бесами» Достоевского. Они же не входят в обязательную программу для поступления. А ты скоро наизусть их выучишь! Пойдем лучше на концерт. Останешься старой девой.

– А может, я хочу быть старой девой?

– Шучу. С такой внешностью это не грозит, – усмехалась Эля, с откровенной завистью глядя на мои волосы.

Как же будет контрастировать моя последующая жизнь с той, которую я вела в шестнадцать…

Чтобы лучше запомнить содержание книг, приходилось вести читательские дневники. Делается это так: сначала записывают название книги и автора, далее – как можно более подробный пересказ (часто он занимал 5‑6 страниц, исписанных в каждой клеточке), затем давалась система образов книги, выделялась идея и отдельные слова, которыми пользовался автор.

Занимаясь написанием дневников, я испытывала дзен. И спалось мне после таких занятий легко. Сны виделись красочные, с многочисленными героями и даже с закрученным сюжетом.

Однажды мне приснилось, что живу в каком‑то приморском городе, в котором люди поклоняются бронзовой статуе кита. Удивительно прекрасной. На солнце кит выглядел переливающимся радужным светом. Около него проходили все городские праздники, устраивались спортивные соревнования. И будто бы я решила расследовать, откуда ноги растут у этой традиции. Парадоксально, но, как мне приснилось, кит на самом деле совершил большое зло. В 50‑е годы XX века двенадцать самых лучших выпускников школ отправились кататься на катамаране. Это были действительно лучшие в учебе, спорте, по социальному положению, обладавшие многочисленными талантами. И кит попросту убил эту золотую молодежь.

В знак памяти гениальный скульптор отлил огромную статую кита из бронзы. Детей похоронили прямо в ней. Вскоре истинный смысл памятника забылся, и он приобрел большую популярность.

Проснувшись, я долго думала об этом сне. Может, и я – нечто вроде такого кита? Прекрасное снаружи, а внутри скрывающее гниль и мертвечину.

Потому что только этим можно было объяснить мое презрительное отношение к происходящему в городе. Если б мне сказали, что я живу на пороге апокалипсиса, то я бы отмахнулась и села конспектировать «Войну и мир».

А в это время город бы умывался огненным дождем…

3

Вскоре я с легкостью поступила на филологический факультет. На первом курсе мы изучали древнейшую литературу – Гомер, Еврипид, Софокл. Старшая и Младшая Эдды, эпос Калевала и русские народные сказки. По привычке я училась усердно и вскоре собрала урожай из пятерок на зимней и летней сессии.

Помню, как зубрили по сто двадцать вопросов плюс пятьдесят текстов наизусть. Но мне хватало одного дня на подготовку. Тут в ход шли все «допинги» – энергетик, глицин и тонны кофе. Мы с Элей ловили халяву вместе, хоть и учились на разных факультетах. В ночь перед экзаменом, раздевшись догола, стояли на подоконнике с открытыми зачетками и орали на всю улицу: «Халява, приди».