Лукавый Шаолинь

Потом учили и шли отвечать, шатаясь от усталости, словно пьяные. После я обычно отсыпалась целый день. Но сдав на «отлично» последний экзамен, неожиданно почувствовала прилив энергии. Был жаркий июньский день, и мои босоножки на каблуках бодро стучали по тротуару.

Если бы тогда я чувствовала себя измученной, если бы шла хоть чуть‑чуть помедленнее, если бы остановилась поболтать с кем‑то из одногруппников, ничего б не случилось. И не было бы знакомства с человеком, который однажды спасет мне жизнь.

Свой автобус я заметила еще издали и побежала к нему изо всех сил. Шансов успеть было крайне мало, даже учитывая, что бегаю неплохо.

Но получилось, хотя подвели босоножки. Я запрыгнула в автобус почти на лету, и одна из них осталась на остановке. На мой крик: «Остановите! Туфельку потеряла» водитель никак не отреагировал. Скорее всего, не услышал – автобус напоминал консервную банку со шпротами. Пришлось выйти и, сняв вторую босоножку, отправиться за ее заблудшей сестрой босиком.

Я лихо закинула туфлю за спину и пошла назад, виновато улыбаясь прохожим.

– Эй, девушка, вас случайно не Золушка зовут?

Ко мне подъехал мотоциклист на таком крутом байке, что у меня даже дух захватило. Легендарная «Хонда»! Если быть точной, то Honda Shadow. Мне мучительно захотелось сесть и почувствовать тяжесть руля в своих руках. Но это, конечно же, было невозможно.

Я с досадой перебросила волосы назад (они вечно докучали в жару) и с достоинством ответила:

– Была бы карета… Можно и Золушкой назвать.

– Карета подана, – пошутил байкер и уже серьезно продолжил: – Садись, довезу тебя домой. Мне все равно делать нечего. Просто катаюсь.

– Да у тебя не карета, а железный конь.

– Значит, я принц?

– Может и так. Да только идти мне недалеко – всего‑то до остановки. Да и страшно: никогда еще не каталась.

– Лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, чего не сделал, – проникновенно сказал мотоциклист.

И не знаю, что меня убедило больше: эта фраза или его веселые, чуть раскосые синие глаза, видневшиеся из‑под шлема.

Я села, закрыв глаза и крепко вцепившись в его талию.

Буквально через минуту я увидела остановку и свою босоножку, уже слегка запылившуюся. Быстро надела ее на ногу и благодарно улыбнулась байкеру. Мне вдруг мучительно захотелось увидеть его лицо, но мотоциклист сидел, не снимая шлема.

– Как твои ощущения? – спросил он.

– Не знаю, потому что ехала с закрытыми глазами.

– Смешная ты, Золушка.

– Иней. Меня Инна зовут, но все кличут Инеем. Просто я родилась в холодную зимнюю ночь, когда Верену завалило до окон вторых этажей.

– Та же ситуация. Алексей Вайшнавский, а называют Шадов по марке мотоцикла.

– И тебе это подходит, – вежливо заметила я.

– Неужели ты никогда не каталась на мотоцикле? Что же ты делала в своей жизни?

– Ничего особенного. Просто была умной и красивой, – ответила я с усмешкой, глядя ему прямо в глаза.

– Ты и вправду такая, – прищурился Шадов.

Мне показалось, что он улыбается, но под шлемом этого, конечно, не было видно.

– Покажи мне твое лицо, – попросила я.

– Нет, это все испортит. Лучше поехали, отвезу тебя домой. И не закрывай глаза, Иней! Я поеду медленно.

Шадов не соврал. Он и вправду полз, как черепаха, хотя едва ли это определение применимо к мотоциклу.

Я уже не вцеплялась в него намертво и даже попросила поехать быстрее.

– Не все сразу. А то испугаешься насмерть и больше не захочешь. В следующий раз обязательно прокачу с ветерком.

Он аккуратно довез меня до дома и высадил со словами:

– Звони. Не пожалеешь.

И я позвонила. Не сразу, конечно. Выждала пару дней, потому что мотоциклист мне понравился. В это время Кеша и Гоша как раз уехали в гости к бабушке, и я вздохнула свободно. Они, конечно, никогда меня не контролировали. Просто было неприятно жить с людьми, которые даже кошке уделяют больше внимания. Иногда мне казалось, что если бы я что‑нибудь вытворяла – злоупотребляла алкоголем, начала курить, общалась с неподобающими людьми, – наши отношения потеплели. Скучно быть правильной. Но в тот раз у Шадова нашлись какие– то дела. И встречу пришлось перенести на пару дней.

– Завтра вечером поеду кататься на мотоцикле, – заявила я с порога вернувшимся родителям.

Кеша и Гоша смерили меня презрительными взглядами.

– Ты перегрелась на солнце, деточка? – спросил отец.

У Гоши такие же яркие зеленые глаза, как у меня. У Кеши тоже, но с карими крапинками. Они еще чувствуют себя молодыми и стесняются, что имеют восемнадцатилетнюю дочь. Рост Гоши достигает почти двух метров, Кеша всего сто шестьдесят сантиметров, но когда сердится, выглядит не менее внушительной. Я – нечто среднее между ними – сто семьдесят четыре. Но в тот момент почувствовала себя маленькой и удовлетворенно вздохнула.

Наконец‑то они заговорили со мной.

– Вместо того, чтобы заниматься глупостями, устроилась бы в газету внештатным корреспондентом, – сказала Кеша. – Жалко, конечно, что получаешь не журналистское образование, но ничего не поделаешь. Детская блажь стать учительницей дорого обходится.

– Ничего, поработает и без профильного образования, – отрезал Гоша. – Все, Иней, пора браться за ум.

Беседа явно уходила не в то направление.

– Собираюсь завтра покататься на мотоцикле, – повторила я.

– Ты всегда была сплошным разочарованием, – вздохнула Кеша.

– Зачем тратить время… – начал Гоша, но вдруг осекся. В его глазах появилось мечтательное выражение. Мой суровый папаша в молодости был бунтарем. Хипповал, исповедовал свободную любовь. Исследовал подземные ходы. Даже успел в Москве пожить. И на одной из неформальных «тусовок» познакомился с Кешей.

Они ночевали в хипповской «коммуне», спали на полу и заплетали длинные волосы друг друга в косы. И мне не отрезали волос с рождения. Ходили на концерты Цоя и скандировали «Перемен требуют наши сердца». Целовались под дождем. Мчались по ночной Москве на мотоцикле. И чего‑то искали. Наверное, Шаолинь.

А потом родилась я. И они, что называется, взялись за ум. Пора было – тяжелое время, начались лихие девяностые. Надо было бороться за выживание. И ребенок требовал внимания, заботы и воспитания. Но они всего этого дать не могли, слишком молодыми были. Оканчивали заочно институты, делали карьеру и превращались в приличных людей. Тоже богему, но богему узаконенную и правильную. А я должна быть идеальной по умолчанию.