МилкиУэй. Часть первая. Птичка среднего возраста

Я подгоняю Ксюху. Наскоро одеваюсь, говорю опечаленной собаке, что она остаётся дома. Та сразу скручивается в калач и с тяжелым вздохом устремляет грустный взгляд куда‑то вдаль. Сын с хмурым лицом хватает рюкзак и уходит в школу. Ну, вроде всё, можно ехать. Завожу машину, пока спускаемся с дочкой в лифте.

Идем по парковке. По пути объясняю Ксю, как нужно перемещаться по двору: не бегом, а осторожно и внимательно смотреть во все стороны, так как машины могут двигаться отовсюду. В тачке закидываю на заднее сиденье Ксюнино барахло, следом отправляю малолетнюю капризулю и пристёгиваю малявку в автокресле. Сажусь за руль, мажу губы гигиенической помадой. Малышка пищит, что ей тоже надо. Естественно, мажу и ей… Наконец очень довольные собой, с блестящими «свистками», выезжаем.

Включаю музыку – без неё вообще не представляю жизнь – и мы с дочкой тут же не сговариваясь подпеваем. Играет Джонни «Комета». Смотрю в зеркало и не могу сдержать улыбку, глядя, как старательно корчит моську моя Ксю и как мотает головой в такт музыке.

Ехать до садика всего десять минут. Главная прелесть маленького города – отсутствие пробок и минимум времени, затрачиваемого на доставку своего тела из пункта А в пункт Б, хоть на авто, хоть пешком.

Помогаю Ксюне надеть шортики, чмокаю в носик, прощаюсь до вечера и долго смотрю вслед. Она, довольная, вприпрыжку бежит к подруге, хвастаться маникюром, который мы вчера ей сделали. Ксю такая де‑е‑евочка, я её обожаю! Моё сердце переполнено любовью, дышит ею, я могла бы бесконечно вот так стоять, наблюдая за своей малышкой и купаясь в чувствах, переполняющих меня. Но пора бежать на работу. Там ждут другие мои детки, которых я тоже очень люблю.

 

Быстренько, как козочка, сбегаю по ступенькам и прыгаю в тачку. В отличие от многих людей, я в работе души не чаю. Я – хореограф. У меня своя небольшая танцевальная студия и детский коллектив, который называется «Колибри». Помню, когда только пробовала себя в роли учителя танцев, все не могла придумать, как назову нашу команду. И вот ко мне пришли первые девочки, совсем еще крохи. Я стала наблюдать за ними. Было интересно смотреть, как они ведут себя, пока мы не дождались всех и я не дала команду встать в пятую позицию и начинать плие. Девчонки носились по всему залу, словно порхали, щебетали своими звонкими голосками и как будто все время не прекращали какую‑то игру. И я поняла, что они мои птички! Но не простые типа воробьёв или голубей, а крохотные, необычные и уникальные. Так мы и стали «Колибри».

С утра я как раз занимаюсь с девчушками, которые учатся во вторую смену, а вечером веду зумбу для тётенек различного возраста. Со взрослыми работать мне тоже в кайф, хоть и есть свои трудности, как и везде.

В машине поет Клава Кока, а я, конечно же, подтягиваю. Играет один из моих любимых треков: «Забери пьяную домой», и в воображении рисуются картины, как я танцую в клубе с подругами. Мы все такие секси‑кошечки, в платьях и на высоких каблуках. Нам весело, мы прибухнули, чутка перебрали, и я, такая пьяненькая, такая развратненькая, пишу мужу всякие пошлости и хочу, чтобы он забрал меня и делал со мной всё, что хочет… Улыбаюсь своим мыслям и не замечаю, как уже добралась до студии.

По дороге в зал встречаю Лизу, моего арендодателя. С важным и надменным видом хозяйка помещений сообщает неприятную новость: стоимость аренды поднимается, и если я не потяну ставку, она выкинет мои монатки на улицу и найдёт другого съемщика. Выслушиваю известие молча, только одной рукой за спиной перехватываю вторую, чтобы не сорваться и не кинуться на эту овцу, выпустив острые коготки.

– Сегодня же решу этот вопрос, – отвечаю ей, сохраняя внешнее спокойствие, и, гордо выпрямившись, отправляюсь в зал.

Терпеть не могу таких людей! Думают, если родились в богатой семье, если родители понастроили кучу зданий и раздали детям – типа вот вам домики и людишки, ходите и собирайте денежки, – то они лучше остальных, а «простые смертные» недостойны даже их взгляда. Сами‑то они ничего не добились, но вид такой помпезный, аж смешно.

Новость насчёт повышения аренды, конечно же, мне не нравится. Я начинаю запариваться, соображая, что же делать с этим нежданчиком. Бреду по коридору в глубокой задумчивости. Пока ни одной идеи, в голове пусто. Захожу в зал, бросаю в угол рюкзак, на автомате натягиваю лосины, топ, накидываю рубашку и засучиваю рукава. Собираю волосы в пучок, включаю музыку. В ожидании девчонок медленно разминаюсь: склоняю голову к одному плечу, потом к другому – м‑м‑м, кайф! – наклоняюсь вправо и влево, тяну каждую мышцу, чувствую себя грациозной кошечкой.

Бросаю взгляд на своё отражение. Мне нравится, как сексуально я выгляжу в обтягивающих лосинах и топе. Вспоминаю, как муж когда‑то смотрел на мои формы, как горели его глаза. Этот пожар съедал его изнутри, вырывался языками пламени и обжигал мою кожу, возбуждая меня. Сейчас ему всё приелось, и его взгляд редко светится прежним огнем. Страсть, что когда‑то испепеляла нас обоих, проходит. Да это и понятно – за столько лет совместной жизни всё наскучивает… Блин, а может, это не годы, прожитые бок о бок, нас остудили? Что, если я и вправду превратилась в клячу и тупо этого не заметила?

Еще раз подозрительно таращусь в зеркало. Неа. Вроде не особо склячилась. Интересно, а я ещё способна влюбить в себя мужчину? Так, что‑то я отвлеклась.

Возвращаюсь к прежней думе. Бли‑и‑ин, что же делать с грёбаной арендой? Наверное, придется искать новое место. С этой Лизой работать всегда было сложно, а сейчас и по цене не вариант. Ладно, всё, что ни делается, – всё к лучшему.

Позже напишу в родительский чат и своим «вечерним» девочкам, которые ходят на зумбу, что за неделю нужно будет найти новую студию для занятий.

Продолжаю растягиваться. В зал заходит Марианна, здоровается. Моя воспитанница, одна из самых любимых. Ей тринадцать лет, и она очень стеснительная. Явно чувствует себя «гадким утёнком» и переживает все трудности подросткового возраста.

Невольно вспоминаю себя в те же годы. Я была неразвита физически из‑за изнурительных тренировок. Безгрудая, низенькая, на фоне остальных девчонок я выглядела совсем ребёнком. Помню, как тоскливо смотрела на одноклассниц, которые соблазнительно округлились, стали краситься и всевозможными способами демонстрировать свои новенькие, обольстительно взрослые тела. Наблюдала, какими взглядами окидывали их парни, как старались на переменах приобнять или потискать подруг. Мне казалось, что я на всю жизнь останусь невзрачной, плоской, некрасивой и никогда не буду привлекать парней… Ужасный период!

Помню, как я старалась не унывать и придумала себе стратегический план: «Допустим, я такая уродина и никому не буду нужна. Ну и что теперь? Обосраться и не жить?! Да хрен там!» И я решила, что вырасту самостоятельной и независимой, а для этого нужно построить карьеру. Хотелось оказаться полезным для общества человеком, и поэтому я мечтала, что стану учёным, который изобретёт лекарство от рака, например. Или, если не получится из меня крутого учёного, могу быть хотя бы медиком, даже просто медсестрой – чтобы облегчать жизнь больных, выслушивать их, приносить воды или помогать передвигаться. На тот момент я уже понимала: иногда человеку достаточно чуточки внимания и искреннего желания помочь, и это совершенно точно даст ему шанс справиться с проблемой или позволит понять, что не бывает безвыходных ситуаций. Ну, или как минимум он не упадет духом. У меня самой тогда тоже часто бывало так, что не хотелось жить, но всегда что‑то случалось, и я понимала: это не конец, однажды и на мою улицу придет праздник. Чаще всего я убегала в мир своих грёз и мечтаний, чтобы хоть как‑то защититься от гнетущей реальности…