МилкиУэй. Часть первая. Птичка среднего возраста

Я заговорщически улыбаюсь и показываю на свое тело, которое очень даже секси. Прекрасно знаю, что мои малышки ждут не дождутся, когда обзаведутся такими же, и Марианка не исключение. Она смотрит на меня, в глазах загорается огонёк надежды. Я рада, что девочка начинает понемногу верить в себя. Для меня важно раскрыть её, не дать ей замкнуться.

– Для тебя такое задание: каждый день находи в себе по одному плюсу. Ищи то, что тебе нравится, и не важно, касается это твоей внешности или внутреннего мира. Находи в день по одному и всё записывай в блокнот. На следующей неделе покажешь, договорились?

Марианка, блестя глазами, кивает быстро‑быстро, так что мне кажется, её головка сейчас оторвется и улетит, как воздушный шарик.

– И помните, зайки мои, вы одна семья, вы не должны лить грязь друг на друга, ссориться и упрекать по всяким мелочам! Вы должны быть опорой и поддержкой друг другу! Вы как сестры, а сестёр мы не выбираем, мы просто их любим. Ну всё, хватит нотаций на сегодня, быстренько собирайтесь и бегите в школу!

Мои птички упорхнули к рюкзакам – распихивать барахлишко, защебетали о том, о сём, а я стою и гляжу на них с умилением.

– Смотрите, не завалите английский! – кричу им вслед.

– Не завалим! Милсанна, до свидания!

– До свидания! Помните про ваши индивидуальные задания. Через неделю всё проверю!

Шум девчачьей болтовни еще слышен в коридоре, а я уже переоделась, замкнула класс и направляюсь к машине.

На ходу кидаю голосовое в ватсап Лизе: «Елизавета, здравствуйте ещё раз. Я решила искать себе другой вариант. Вашу площадь мне не потянуть. За неделю съеду».

Потом отправляю другое голосовое – Марине. Это моя хорошая знакомая, журналист и волонтёр. Мы вместе занимаемся благотворительностью – настолько, насколько позволяют финансы. У неё много связей, может, поможет…

«Маринка, привет! Я съезжаю из студии – тут аренду задрали. Если есть что‑то на примете, дай знать, плиз. Нужно примерно пятьдесят квадратов, ценник не дороже шестисот рублей за квадрат. Зеркала и станок есть, я всё своё притащу!»

И размещаю во всех своих группах информацию о том, что за эту неделю требуется подыскать новое место. Вдруг кто‑то в теме?

 

Запрыгиваю в машину, включаю музло и еду домой. По дороге прикидываю, что приготовить на обед, а что на ужин. На ближайший приём пищи, пожалуй, сварю куриный супчик, а на вечер сделаю толчёнку с котлетами и салат. Да, пойдёт. Уже представляю, как скривится лицо сынишки, как только он услышит, что на обед суп. Будь его воля, Жека питался бы только бургерами, наггетсами, ролтоном и прочей хернёй. Ну, ничего страшного, все мы через это проходили.

Из колонок льётся песня Люси Чеботиной «Маме» и, как обычно, вызывает у меня желание прослезиться. Я всегда была чересчур эмоциональной, мечтательной и сентиментальной, но вот на людях плакать не могу. Отец с детства пресекал слёзы и вообще любое проявление эмоций на публику – сразу, в корне, при малейшем намёке на их появление. Интересно: то, что я не особо умею плакать, – это минус или плюс? Ой, кстати, надо же маме позвонить! Они с отцом сейчас в Новосибирске. Когда‑то жили там и обзавелись друзьями. Решили сгонять в столицу Сибири на пару недель – повидаться.

Пять минут – и я у дома. Обожаю свой городок. Забегаю в магаз, здороваюсь с девчонками, набираю продуктов и несусь домой.

С порога на меня, конечно же, накидывается Рокси: скачет до потолка, крутит маленькой жопкой и просто не даёт пройти. Приходится взять псинку на руки. Она ставит передние лапы мне на плечи, а задними обхватывает талию. Моя малышка. Я одной рукой придерживаю её попу, а второй спину. Собака, счастливая до безумия, лижет моё лицо и неистово виляет хвостом. Несколько секунд самозабвенных ласк, и я аккуратно ставлю терьершу на диван. Та тут же пулей летит за мячом. Всё как обычно.

Смываю с себя собачьи слюни, тщательно мою руки. Пусть локдаун и отменили, но грёбаный ковид всех нас приучил внимательней относиться к гигиене. Разгребаю продукты и ставлю вариться суп. Параллельно, пока готовлю, прослушиваю сообщения. Маринка пообещала поспрашивать, родители девочек и «зумба‑компашка» сказали, что пойдут за мной хоть на край света и тоже поузнают, не сдается ли где помещение. Как же это круто, когда в твоей жизни есть такие люди! М‑м‑м. Кайф.

Фак, забыла про белье! Бегу развешивать постиранные с утра вещи. Рокси поскуливает и заглядывает в глаза – ждёт, когда прозвучит заветное слово «гулять!». Но я пока не могу всё бросить. Придётся немного потерпеть, моя девочка. Со скоростью электровеника доделываю домашние дела и натягиваю штаны «для леса». Едва их увидав, Рокси начинает сходить с ума. Она уже знает: если я надеваю эти штаны, её ждёт беготня среди деревьев и поиск мышей – а это её страсть. Терьерша сутками готова рыть норы, подобно маленькому бульдозеру.

Беру с собой рюкзак, предварительно забросив туда воду, зонт и куртку, закрепляю на талии пояс с собачьими вкусняшками, запихиваю в уши наушники, и мы с псиной под музыку, слышную только мне, бежим в лес. Благо тот находится в пяти минутах от дома. Буквально одна‑две песни, и мы на месте.

Отцепляю Рокси. Она сразу же прижимает морду к земле и начинает вынюхивать норы. Я пытаюсь отдышаться и жду, когда собака выберет место для раскопки.

А вот и оно! Когда Рокси принимается увлечённо рыть ближайший пригорок, я понимаю, что это надолго. Усаживаюсь на рюкзак, достаю телефон, звоню маме.

– Привет, мамуль, ну как ваши дела?

– Привет, доча. Да не очень, папуле всё хуже…

Моё сердце тут же придавливает привычная серая тяжесть. Отец давно болен, у него рак в последней стадии, и все мы понимаем, что рано или поздно это произойдёт – ему станет хуже, а затем папы не станет… Это так странно: человек с виду абсолютно здоров, бодр и работоспособен, но все вокруг и он сам понимают, что внутри его организма растёт убийца и процесс необратим… Что с этим всем делать – непонятно.

– Может, у него ковид? Какие симптомы?

– Скорее всего, нет. У него с животом проблемы начались, почти ничего не может есть, и, естественно, слабость.

– Ясно. Когда вы приезжаете?

– Взяли билеты на среду, будем в четверг. Встретишь?

– Да, конечно!

Какое‑то время сомневаюсь, стоит ли позвать папу к телефону. Решаюсь, зову.

– Привет, папуль, ну как ты? – бодро спрашиваю я.

– Привет, доча. Да не очень. Живот болит, и почти ничего не лезет… – в его словах сквозит печаль. Отец всё понимает. Все всё понимают…

– Блин, может, тебе пропить бактерии? А смекту пробовал? – пытаюсь хоть что‑то предложить, хотя и понимаю, что впереди самое страшное – начало конца…