МилкиУэй. Часть первая. Птичка среднего возраста
– Да попробую, но что‑то ничего не помогает… Температура поднялась, не особо высокая, но скачет…
– Может, ковид где‑то схватил?
– Да всё может быть… Но хрен его знает…
– Ну ладно, ты не унывай, лечи свой желудок! А у меня аренду подняли, буду съезжать, – пытаюсь отвлечь себя и папу от невеселых мыслей, но не особо получается. Чувствую грусть в его голосе, и ничего не могу с этим поделать. – Маринка пообещала помочь, Жека, как обычно, не хочет делать уроки, Ксюня вредничает по утрам, а муж весь в работе, всё как всегда, – торопливо делюсь я новостями.
– Ясно…
Пауза. Я понимаю, что отцу сейчас не до меня. Так хочется ему помочь, подобрать нужные слова, но я не могу. Не знаю, что сказать, о чём спросить, чего пожелать… Такой ситуации у меня в жизни ещё не было, поэтому просто говорю:
– Ну, ладно, пока‑пока, до четверга, – и кладу трубку.
Некоторое время тупо сижу и смотрю в никуда, пытаясь переварить всё навалившееся. Мне тяжело. Будет ещё тяжелее. Но в основном я просто растеряна. Не знаю, что мне делать и как правильно себя вести. Я прекрасно понимаю, что папы скоро не станет и мне нужно сказать ему что‑то важное. И в то же время осознаю, что это нереально.
У нас с отцом никогда не было близких отношений, разговоров по душам, сюсюканий и признаний в чувствах. Он говорил только тогда, когда ему хотелось что‑то рассказать, даже если мне это было не интересно. Но слушать не любил. Был очень строгим, я бы даже сказала – бешеным. И уже с детства я понимала, что лучше его не злить, дабы не вызвать вспышку гнева.
Во мне закипает детская обида, хочется закричать: «Ну почему ты меня не любил! Мне так не хватало этого!» Но потом вспоминаю, каким было его собственное детство, и понимаю: да его самого никто и никогда не любил, его не научили любить, не показали, как это, когда любишь! Так что папу не за что винить. Он сам большой ребёнок с израненной душой, не познавший родительской любви, а потому и не умеющий её дарить… Зато он привил мне много хороших качеств. Отец всегда был мегачестным, пунктуальным, справедливым и ответственным, и я такая же, и я это ценю в нём и в себе…
Становится зябко. Тело совсем остыло, растеряло всё тепло, вызванное небольшой пробежкой. Лезу в рюкзак за курткой и накидываю её на замерзшие плечи.
Чтобы отвлечься от грустных мыслей, беру телефон, захожу в галерею и листаю фотки и видосы с недавних наших вылазок с друзьями.
Смотрю, как мы, подвыпив в клубе, орём песню «Батарейка», и ржу. Мы там такие «косые», но такие прикольные. Потом гляжу, как мы с девчулями танцуем. Мы, конечно, красоточки.
Наша девичья компания подобна стайке птиц. Мы пёстрые, яркие, непохожие, но очень живые и вечно щебечущие. Наши мужики вешаются от гомона, который заполоняет любое пространство, в котором мы оказались все вместе, впятером. А уж если мы соскучились, то наша встреча и подавно смахивает на птичий базар: громкие охи, ахи и прочие эмоциональные возгласы, взрывы хохота, неугомонная трескотня наперебой, танцы и объятия. На вид мы представляем собой совершенное ассорти: у всех разные корни, разная внешность.
На мой взгляд, самая эксклюзивная из нас Нинка. Ее предки откуда‑то из Азии, так что лицо этой малышки – сногсшибательный коктейль: карие глаза, чуть выдающиеся высокие скулы, аккуратный носик, красивые, словно нарисованные карамелью губы и прямые волосы кофейно‑шоколадного оттенка.
Любаня – самая молодая и гламурная в нашей компашке, всегда в курсе всех трендов, ухоженная красотка. Наш дружбан, мой ровесник, решил жениться на девчуле помоложе, и они офигенно подходят друг другу. Ей всего лишь двадцать семь, но они на одной волне. То ли Паха инфантилен, то ли Любаня не по годам взрослая, а может, они просто не заморачиваются и живут в кайф – это самое главное.
Кристина – девочка‑огонь. Мы познакомились недавно, но она сразу влилась в компанию. Из‑за молдавских корней она похожа на цыганку, у неё огромная красивая грудь, чёрные волосы и такие же глаза, полные искр, игривости и озорства. Наш последний холостой друг, как только встретил её, сразу втюрился и никуда уже не отпустил. Молодец! Наконец‑то нашёл свое счастье, которое искал так долго, что уже ни на что не надеялся. А я всегда верила, что отыщет он свой пазлик.
И, конечно, Кэт – мой любимый Катенок, моя лучшая подруга, высокая сексуальная блондинка, мегаженственная, с большими глазами, чувственными губами и офигенной фигурой Барби. В жизни она мама двух прекрасных детей и справляется с ними на ура, не то что я. И дома у неё всегда порядок, да еще при этом Кэт всегда выглядит как на картинке.
Вот так мы и дружим – пять пар женатиков, кто‑то с детками, кто‑то нет. Все очень разные, но очень крутые, искренние, добрые, настоящие. Обожаю своих друзей, они в любой ситуации дарят особый позитив и дают мне заряд бодрости на всю неделю, и мы всегда поддерживаем друг друга. Друзья – это сила.
Просматриваю несколько видосов. Хихикаю на том, где пацаны танцуют, а один вдруг начинает исполнять стриптиз. Да‑а‑а, весело было.
Между прочим, раньше я совсем не снимала ни фото, ни видео. Даже в мыслях не было. А вот в последнее время стала ощущать, что тридцать пять не за горами, и поняла, что хочу запечатлеть как можно больше вот таких офигенных моментов. Когда мы вместе, общаемся или танцуем. Стала фоткать и себя, потому что сейчас я себе ещё нравлюсь, но боюсь, это ненадолго. Иногда делаю селфи на работе, дома, на прогулке, в кафе или вообще в постели. Бывают какие‑то моменты, когда ты прямо светишься счастьем или внутренней энергией и чувствуешь, что этот миг – особенный, его нужно запечатлеть. Правда, эти снимки я никуда не выкладываю – на соцсети нет ни времени, ни желания. Но сама потом частенько просматриваю фото, и те эмоции, которые мной владели в тот момент, вновь накрывают меня. Всё‑таки век технологий – потрясающее время!
Ну всё, хватит морозить задницу. Прогулка подходит к концу, нужно тащить псинку домой – отмывать.
– Рокси! Ко мне!
Собака моментально поднимает морду от кочки. Как всегда после норных работ, терьерша до ушей перепачкана чернозёмом, а в пасти как минимум полкило застрявшей и налипшей субстанции – смесь из земли, травы и её слюней. Услышав команду, моя охотница нехотя подходит и с понурой головой стоит у ноги – ждёт, когда пристегну поводок. Хвалю девочку, даю вкусняшку, и грусть в собачьих глазах тает – жизнь налаживается.
Дома домучиваю ежедневные мамашкины дела, пытаясь переварить всё, что со мной происходит. Из глубокой задумчивости выводят лай и истеричные подвывания. Рокси строит из себя овчарку – значит, сын пришёл из школы. Из коридора доносится глухой удар – ну, точно Жека. Это либо ребенок рухнул на пол – типа «Всё! Нет больше сил моих выносить эти мучения!», либо по обыкновению со всей дури скинул с себя рюкзак.
Кричу с кухни:
– Приве‑е‑е‑ет!
