Наездник Ветра
Повисло длительное молчание. Царь и трое вельмож пристально следили за Иоанном, который то рылся в памяти, то пытался найти в вопросе подвох. Поняв, наконец, что то и другое без толку, он спокойно пожал плечами.
– Роксана? Нет, никого с таким именем я не знаю.
– По нашим сведениям, Святослав влюблён в неё до безумия.
Удивление Иоанна переросло в изумление. Оглядев каждого из присутствующих, он задал вопрос уже в пустоту:
– Святослав влюблён в какую‑то женщину до безумия? Святослав? Возможно ли это?
Никто ему не ответил. Но логофет улыбнулся.
– И кто же она такая? – спросил тогда Иоанн прямо у него.
– Она христианка, – ответил вместо магистра Никифор Фока. Тут Калокир стал подозревать, что над ним смеются.
– Не может этого быть, – улыбнулся он, – чтобы Святослав любил христианку? Нет! Уж кого ненавидит он всей душой, всем сердцем, всем разумением – это, не при твоей милости будь сказано, христиан!
– За что же он их не жалует? – поднял брови Евсевий Эфалиот.
– Если совсем коротко, он считает их лицемерами. То есть, нас.
– А как он относится к мусульманам?
– Гораздо лучше.
– А к иудеям?
– Тоже неплохо. Он, вообще, лоялен ко всем, кроме христиан.
– Так ведь его мать – христианка! Он и её ненавидит?
– Нет. Как ни странно, нет. Он не перебил ещё всех христиан на своей земле только потому, что мать его, Ольга – одна из них.
– Что тебе известно о его жёнах? – опять вступил в разговор Василий.
– Очень немного. О первой его жене, которая родила Олега и Ярополка, я вообще ничего не знаю. Вторую же, совсем юную, он убрал от себя подальше, хотя она стала матерью его третьего сына.
– Как ты считаешь, эта обиженная красавица может нам пригодиться?
– Понятия не имею! Я ведь её никогда не видел. И на Руси я ни разу не был. Всё то, о чём я вам здесь рассказывал, мне известно от тмутараканских воинов и купцов, которые побывали в Киеве.
– И никто из них не упоминал Роксану? – быстро спросил император, переглянувшись с магистром. «Опять она! – стала вдруг пульсировать человеческими словами кровь в висках Иоанна, – Чёрт! Да что же это такое?» Вслух он сказал:
– У меня хорошая память. Я ничего никогда не слышал ни о какой Роксане, кроме одной. Но та умерла тринадцать веков назад, на тринадцать лет пережив своего любимого Александра. Если эта, нынешняя Роксана так же красива, её безусловно стоит иметь в виду – тем более что она, по вашим словам, христианка. Но я о ней ничего не знаю.
Опять воцарилась пауза с непонятным для Иоанна смыслом. Потом Никифор второй тяжело вздохнул, давая понять, что он переходит к главному, и сказал:
– Дорогой патрикий, мы не случайно спросили о мусульманах. Нам представляется, эти люди употребят все средства, чтобы склонить Святослава к войне с империей. Как ты думаешь, у них есть возможность существенно на него влиять? Если она есть, сумеешь ли ты противостоять этому влиянию?
– Если память не изменяет мне или изменяет не сильно, полтора года назад я с этой задачей справился.
Препозит, министр двора и царь взглянули на Льва Мелентия, будто бы призывая его выйти из безмолвия, сохраняемого на всём протяжении разговора. И он сейчас же спросил:
– Кто из мусульман пытался тогда повлиять на князя?
– Дамасский купец Джафар. Ты, кажется, с ним знаком.
– Родственник визиря, – дал пояснение императору Лев Мелентий, – он сейчас в Киеве. Ты сам видишь, благочестивый, что положение наше весьма плачевное. Я был прав.
– Чего можно ждать от этого торгаша? – спросил василевс.
– Подлости, предательства, яда, сотни наёмных убийц, – сказал Калокир, зевая, – чего угодно.
– Но, тем не менее, ты ручаешься…
– Я ручаюсь за два с половиной года, – холодно перебил Иоанн. И вдруг перед ним возникло лицо Мари. Совсем неожиданно – как в тот миг, когда засверкали ножи убийц. Ему стало душно. «Твари! – опять застучала кровь у него в висках, – что для меня слово, данное вам, когда я дал клятву ей?»
На него смотрели. Он этого не видел.
– Я полагаю, мы должны дать Иоанну время для сна, – прервал логофет затянувшееся молчание, – Иоанн, ты предпочитаешь остаться до утра во дворце или возвратиться к себе домой?
– Я пойду домой.
Тут же встав, будущий посол стремительно вышел вон. Поднялся и логофет. Схватив со стола колокольчик, он вызвал секретаря и распорядился отправить следом за Иоанном двух человек, чтобы с ним на улице не случилось опять беды.
Глава восьмая
Перед постелью сидели две миловидные девушки в белоснежных туниках и с бриллиантовыми заколками в волосах, уложенных одинаково. Обе были высокородны настолько, что к ним присматривался племянник французского короля. Они охраняли сон дочери трактирщика, отгоняя шёлковыми платочками комаров от её лица, рук и ног. Едва лишь открылась дверь, девушки вскочили и поспешили исчезнуть, пройдясь с подчёркнутой грацией перед самым носом Рашнара. Тот не заметил, как улыбнулись ему юные красотки, как покраснели они. С кружащейся головой входил он в опочивальню. Эта опочивальня была огромна. В ней стоял сумрак. Сладостный дым курильниц почти незримо окутывал её всю. Горели две‑три свечи. Идя на их свет, Рашнар приближался к ложу под балдахином. Сердце в его груди становилось тяжёлым, колким, почти чужим. В окно, сиявшее звёздами, подул ветер, и огоньки свечей чуть качнулись, метнув трепетные отблески на Рашнара. Остановившись перед постелью, он затаил дыхание. Тишина давала ему иллюзию, что он сделался частью ночи и частью времени, значит – время мимо него уже не проходит.
На простынях, слегка смятых, лежала женщина неземной красоты. По виду ей было чуть больше двадцати лет. В течение всей последней четверти её жизни поэты двух континентов спорили, что же в ней особенно впечатляет, если не говорить про глаза – гибкое и стройное тело, на редкость белая кожа, неописуемое лицо или всё же волосы? У Рашнара ответа не было. Ни три года назад, ни даже сейчас, когда он её увидел в мерцании вечных звёзд и чахлых свечей почти обнажённой. На ней была лишь рубашка до середины бёдер. Глаза царицы были закрыты, уста хранили улыбку. Пряди огненно‑рыжих её волос – скорее мальчишеские, чем женские, разметались по небольшой атласной подушке.