Наездник Ветра

Во дворце всё было готово к ней. Пятьсот человек военных, в числе которых был Калокир, столпились под сводами Онопода в тягостном ожидании высочайших особ. Прижавшись спиной к колонне, Иоанн мысленно осыпал проклятиями Никифора Фоку и логофета. Он не привык кого‑либо ждать. Остальные, судя по разговорам, полностью разделяли его эмоции. Василевс Никифор Второй, дав право гражданским сопровождать себя в Онопод и обязав воинов дожидаться в нём, не обрёл сторонников среди первых, к чему стремился. Они, напротив, начали презирать его ещё больше, поняв, что он в них нуждается и открыто признаёт это. Ну а военные, получив столь смачный плевок в лицо, также не особенно воспылали признательностью к царю. Только Варда Склир, Алексей Диоген и патрикий Пётр, которых он выделял, да ещё десятка два‑три седых, закалённых воинов продолжали личным примером вдохновлять армию на служение этому императору.

Глубокие мозаичные своды огромной залы мерцали как небеса безоблачной ночью, бросая отсветы лампионов на тщательно отшлифованный гранит пола и мрамор стен. Военные весьма тонко обменивались остротами в адрес тех, кого дожидались, стремясь вовлечь в это дело и Калокира. Тот был суров и немногословен в рамках учтивости, а когда заводили речь о царице, полностью разделял всеобщий восторг. В течение получаса он познакомился с половиной военачальников. Наконец, за дверьми послышалось хоровое пение, а потом донёсся и топот множества ног. Воины мгновенно притихли и спешно выстроились в ряды. Иоанн оказался в первом, среди патрикиев. Топот и хоровое пение нарастали. Вдруг стало тихо, и двери залы раскрылись. Вошёл большой отряд экскувиторов. Разделившись на две шеренги, они построились у продольных стен Онопода. Их предводитель, Рашнар, встал у поперечной, лицом к которой стояли воинские чины, и обнажил меч. Вошли певчие, продолжавшие своё дело с умеренной громогласностью. Вслед за ними втекла толпа, состоявшая из первостепенных чиновников, духовенства, четвёрки военачальников, на глазах у которых царица топала ножками, иноземных послов и церемонимейстера с его штатом. Не только он, но и каждый знатный вельможа вёл за собой своих приближённых. Первыми из вельмож вошли: логофет, великий ключарь, хранитель государственной печати, силенциарий, эпарх, легаторий и препозит. Калокир поймал на себе приветливый взгляд Льва Мелентия. В тот же миг церемонимейстер призвал вошедших занять места. Участники хора встали возле окна, а все остальные втиснулись в промежутки между варягами и вояками, вынуждая их потесниться. Пустой осталась лишь четверть залы. Толстяк церемонимейстер, подняв свой жезл с серебряным шаром, провозгласил:

– Се грядут автократоры Ромейской державы! Прославим их! Аксиос!

Две тысячи человек с нестройным усердием повторили это латинское слово и преклонили колени. Не шевельнулись только варяги, сам церемонимейстер и Калокир. Последний осознавал, что идёт на риск, ибо он боялся упасть при виде царицы. Сердце его колотилось так, будто предстояло переплыть реку, полную крокодилов. Хор, между тем, начинал петь гимн, опять же латинский.

Беря пример с остальных, Иоанн глядел лишь на стену, возле которой стоял Рашнар. Она вдруг разверзлась. Почти незримая щель между двумя плитами, составлявшими эту стену, стала стремительно расширяться. Плиты ползли одна от другой. Каждая из них могла бы расплющить сотню слонов, но скрытые механизмы двигали их легко и бесшумно. Вскоре стена исчезла совсем, позволив увидеть то, что она скрывала.

На четырёхступенчатом пьедестале стояли три золотых престола. Один был чуть впереди. На нём восседала зеленоглазая скандалистка с милостивым лицом. Обе её ножки были обуты, притом в пурпуровые кампагии – главный символ полубожественной власти. Справа и слева от Феофано сидели, также в царских одеждах, два её сына, Василий и Константин. Первому исполнилось шесть, другому четыре. За троном императрицы стоял Никифор Второй. Он выглядел скромно.

Конечно же, все следили только за Феофано. Рашнар поднялся на пьедестал, и, склонившись к уху царицы, шепнул ей что‑то. Она взглянула на Калокира и улыбнулась. Лучше было бы ей этого не делать, ибо предмет её благосклонности покраснел, между тем как правила этикета обязывали бледнеть в такие минуты.

– Императрица дозволяет вам встать! – вскричал церемонимейстер. Все поднялись. Хор смолк. Евсевий Эфалиот, подойдя к Никифору Фоке, взял у него какой‑то небольшой свиток с печатью, и, развернув его, зачитал указ Феофано о присвоении Калокиру чина патрикия. Пока звучал его голос, в зале стояла могильная тишина. Василий и Константин вели себя так, будто им пригрозили розгами за малейшее шевеление.

– Иоанн Калокир, приблизься! – позвал Евсевий, кончив читать и вновь свернув свиток. Идя к царице, Иоанн пристально глядел под ноги, чтобы как‑нибудь не споткнуться, но всё равно не заметил первую ступень трона и чуть не грохнулся. По всей зале пробежал шёпот. Императрица прыснула, но совсем даже не обидно, а очень располагающе, как смешливая девушка из деревни. Встав перед ней на колени и склонив голову, Иоанн поймал вдруг себя на том, что пройденные четыре ступеньки будто бы приподняли его над сердцебиением. Маленькая рука Феофано властно легла на его затылок. Её мальчишеский голос звонко потряс гигантские своды залы, невидимыми ладонями хлопнул по всем ушам, достигнув предела силы, и, задрожав, на последнем слоге сорвался, как струна арфы:

– Властью, данной мне Богом, во имя величия Ромейской державы провозглашаю тебя, Иоанн Калокир, патрикием! Аксиос!

– Аксиос! – дружно подхватили военные и гражданские, – слава, слава!

Вставая под гром оваций, Иоанн встретил пристальный взгляд Василия. Столько злобы, столько высокомерия леденело в глазах тщедушного мальчика, будущего Болгаробойцы, что молодой патрикий весь вздрогнул, как от пощёчины. Этот взгляд заставил его опомниться. Опустив глаза, он медленно повернулся, сошёл с подножия трона и зашагал, ничего не видя, к дверям. Пришлось протосинкелу Феофилу с большим золотым крестом его догонять, чтоб благословить. Встав перед крестом на колени, Иоанн вдруг увидел на нём Мари. Но это было видение. И оно растаяло в тот же миг.

Царица, воспользовавшись долгожданной возможностью спрыгнуть с трона, вложила свою ладонь в обтянутую перчаткой руку Рашнара. Тот с обнажённым мечом повёл её к выходу. Муж венценосной женщины поспешил за ними, путаясь в полах царского скарамагния. Вслед за ним оставили залу варяги, певчие и все те, кто в ней был, кроме двух детей и их слуг.

Покинув дворец через главный вход, длинная процессия двинулась к Ипподрому. Варяги шли с обеих сторон её, оттесняя людские массы. Люди встречали богоподобную Феофано рёвом безумного ликования. К ней летели со всех сторон красные и белые розы. Она порой их ловила и улыбалась. Следом за нею шёл Калокир, по левую руку шагал Рашнар, а справа – Никифор Фока. Толпа шумела всё громче и напирала. Яростный пыл поклонников молодой царицы не остывал под взглядом Рашнара. Варяги пустили в ход рукоятки сабель и алебард. К счастью, обошлось без смертоубийства.