Наездник Ветра

Разговор не клеился. Все устали от зноя. Опорожнив второй ковш, Иоанн поднялся. Ему ужасно хотелось спать. Он спустился по трём высоким ступенькам в трюм, заставленный ящиками и бочками, отыскал среди них свободное место, и, растянувшись прямо на просмолённом полу, мгновенно уснул.

А через пятнадцать часов он вновь сидел на корме и курил гашиш. Было за полночь. Все, кроме двух десятков гребцов, старательно делавших своё дело, на судне спали. Одна из пяти ладей двигалась за главной на расстоянии в треть полёта стрелы, а прочие были едва‑едва различимы. Луна, слегка красноватая, плыла по небу, иногда скрываясь за тучи. Вздохи печальной девки в светлице не прекращались. Царский посол предавался грёзам. Ему мерещились то вновь кладбища, то вновь церкви, то святой преподобный Феодор Стратилат, то лица людей, которых он никогда не видел. Вдруг появилось вроде бы знакомое лицо. Ну да, это было лицо Настаси.

– Чем это ты занимаешься? – полюбопытствовала она, присев рядом с ним на палубу. Он сказал, заставив себя очнуться:

– Вдыхаю дым.

– Это гашиш?

– Да.

– Зачем он тебе?

– Когда он во мне, ты – на мне.

Она рассмеялась.

– Ты меня правда любишь?

– Давно уже.

– Ты сказал, что знаешь меня два года.

– Прибавь к этим двум годам ещё пять, и будет семь лет.

– Какие ещё пять? – вконец растерялась девушка. Иоанн глядел несколько мгновений в её глаза, а потом ответил:

– Те, что будут после этих двух лет.

– Иоанн! – трепетно вздохнула Настася, – клянусь тебе, ты меня убьёшь!

– Не я, – прошептал патрикий, глядя на горизонт, очерченный лунным светом.

– А кто же?

– Он. В полумаске.

Она вскочила.

– Ты прекратишь, дурак? Или нет?

– Я сделаю всё, что тебе угодно, – смиренно сказал патрикий, – а то, чего ты боишься, случится только через пять лет. Но мне всё же кажется, ты сама к этому идёшь.

– К чему, к этому?

Он решительно заявил, что не собирается ничего рассказывать до тех пор, пока она вновь не сядет и не умолкнет. Она опасливо села, повернув голову, дабы ни на одну секунду не упускать из виду лицо льстивого прохвоста. Её глаза сияли из сумрака, как глаза оттасканной за хвост кошки, к которой вновь тянут руку. Патрикий сделал затяжку. Звёзды над морем скользнули вниз, чтобы настоящая кошка по имени Бесконечность успела скрыться. Но бесконечным был её хвост. Крепко намотав его на руку, Иоанн приступил к рассказу:

– Я видел летнюю ночь со множеством звёзд и очень большую реку. Река эта была шире, чем Днепр, Нил и даже Итиль. Скорее всего, это был прекрасный синий Дунай. На его крутом берегу стоял мрачный город, имевший сильные укрепления и знамёна на своих башнях. Вокруг него простёрлись долины, которые накануне ещё цвели. Теперь они были покрыты трупами, во всю ширь от южного горизонта до берега и от западного до города. Лошадиных трупов было не меньше, чем человеческих. Над землёй вздымался тяжёлый запах. Минувшим днём здесь было сражение. В нём сошлось примерно полмиллиона воинов. Продолжалось оно весь день и даже часть ночи – до той минуты, пока у тех, кто ещё стоял на ногах, в глазах совершенно не почернело. Только тогда они разошлись, истекая кровью, оставив на поле битвы павших товарищей. Ни единой живой души в ночи я не видел, хоть свет луны давал большой простор взгляду. Вдруг появилась женщина. Она шла по полю, порой склоняясь к отдельным трупам, чтобы внимательно рассмотреть их страшные лица. Из глаз её текли слёзы. То была ты, слегка повзрослевшая. Лет на пять. Но это ещё не всё. Навстречу тебе шёл воин, примерно равный по росту мне. Он был в иссечённых, залитых кровью доспехах и полумаске. Поэтому я не смог разглядеть лицо его выше губ. Но ты, очевидно, его узнала, ибо потоки слёз на твоих щеках вдруг остановились. Он тоже тебя узнал, потому что простёр к тебе обагрённые кровью руки в стальных перчатках. Ты повернулась и пошла прочь, жестом поманив его за собою. И он за тобой последовал. Иногда он замедлял шаги, утрачивая решимость. И тогда ты, оборачиваясь, досадливо повторяла призывный жест свой. Воин опять нагонял тебя. Так, переступая через трупы, вы ушли вдаль. Этот сон я видел два года тому назад, и с тех пор душа моя мечется в слепых поисках.

Тут Иоанн умолк, исчерпав запас вдохновения. И стал слышен лишь плеск воды за бортом. Луна отражалась в море всё ярче и всё печальнее.

– А какие были у него губы? – осведомилась Настася, задумчиво помолчав.

– Не помню, – проговорил Иоанн, закашлявшись, – я смотрел не на его губы, а на твои.

– Как всё это странно! А почему на нём была маска?

– Она спасала его лицо от клинков и стрел. Он в ней встретил смерть.

– Так он что, был мёртв? – ужаснулась девушка.

– Да.

– А я?

– Ты тоже была мертва.

Это обстоятельство почему‑то не огорчило Настасю.

– А ты? – спросила она.

– Я не был ни жив, ни мёртв. Я был Смертью.

– Смертью всех тех, кто лежал на том страшном поле?

– Да.

– Откуда ты это взял?

– Видишь ли, во сне мы знаем гораздо больше, чем наяву. К несчастью, мы редко запоминаем сны. Но этот свой сон я очень хорошо помню.

Настася крепко задумалась.

– У меня осталось только пять лет, – сказала она, – но кто знает – быть может, мы встретимся с ним и раньше! Может быть, завтра! А я ещё ничего не умею. Иоанн, друг мой! Ты должен меня научить всему. Немедленно. Всему! Слышишь?

– Слышу, но совершенно не понимаю, – проговорил Иоанн, крайне озадаченный такой постановкой вопроса.

– О, боги! Научить этому!

И она его обняла, не очень‑то неумело припав губами к его губам. Патрикий от неожиданности закашлялся, уронил чубук. Мотнув головой, он кое‑как вырвался.

– Ладно, ладно! Только не здесь.

Они заползли в палатку.