Наездник Ветра

Гребцы налегли на вёсла дружнее, и Днестр вскоре исчез вдали. На пути к Днепру степной пейзаж слегка изменился. К нему добавились сосны, дубы и вязы, стоявшие как поодиночке, так и большими группами. У ручьёв, бежавших через степь к морю, шумели целые рощи их. Когда начало смеркаться, Всеслав велел править к суше. Гребцы охотно выполнили приказ, и вскоре ладьи зашуршали днищами по песку. Их установили на якоря. Потом мореходы весело соскочили в воду, которая захлестнула им сапоги, и вышли на берег. Он был окутан сумерками и плотным, белым туманом. Нарубив дров в обширной сосновой роще близ устья маленького ручья, дружинники развели костры, а затем сгрузили на берег бочки с вином и снедь. Начался отлив. Над дюнами пополз дым и приятный запах жареной солонины.

Когда темнота сгустилась, желание оказаться наедине с тревожной, чарующей беспредельностью повлекло Иоанна в степь. Отойдя от дюн на четверть версты, он перестал слышать голоса воинов, которые пировали возле костров – так туман был плотен. Сами костры сквозь него казались расплывчатыми, далёкими искрами. Ветер дул с северо‑востока. Он доносил из самых глубин степей тоскливый и заунывный плач ночной птицы. Звёзды сияли над степью совсем не так, как над морем. Там, глядя на них, хотелось закончить путь, здесь – начать. «Будь у меня конь, – думал Иоанн, вдыхая запах высокой, сочной травы, – я бы доскакал до Киева дней за пять. А, нет! Как бы я оставил царские сундуки?»

– Патрикий, здесь кто‑то есть! – вдруг раздался прямо у него за спиной испуганный голос. Иоанн вздрогнул и повернулся. Почти вплотную к нему стоял молодой хронограф Лев Диакон. Он был неподвижен. Даже и в полумраке нетрудно было заметить, что он с тревогой прислушивается к чему‑то.

– Зачем ты пошёл за мною? – спросил патрикий.

– Нам нужно поговорить. Но мы не одни!

Голос царедворца отчётливо выдавал волнение. Иоанн молчал. Он был разозлён. Лучше было кому‑то вклиниться между ним и красивой женщиной, нежели между ним и ночью, когда она отражалась в его глазах до самой далёкой, самой туманной звезды.

– Минуту назад, когда я тебя искал, кто‑то вдруг шарахнулся от меня и побежал прочь, – прошептал хронограф, – он тоже за тобой шёл! В этом нет сомнений.

– А ты не бредишь?

– Нет, я вполне здоров.

– Где сейчас Настася?

– Она поёт у костра.

Иоанн охотно кинулся бы бежать обратно к кострам. Но ему хотелось одолеть страх.

– Может, полевая мышь шарахнулась от тебя?

– Патрикий! Вернёмся в дюны!

– Нет уж, говори всё. И прямо сейчас.

Поняв, что спор бесполезен, юноша вытащил из кармана конверт с восковой печатью и протянул его собеседнику.

– От царицы! Она велела вручить его тебе в собственные руки, втайне от всех, когда пересечём Понт.

Калокир поспешно сунул письмо в рукав – со стороны лагеря стали вдруг приближаться громкие голоса и свет многих факелов.

– Вот он, здесь! – провозгласил Хват, первым подойдя к Иоанну. В руке приказчика тлела, сильно дымясь, сосновая ветвь. Подбежал Всеслав, а следом за ним – Георгий Арианит и десяток воинов.

– Дорогой патрикий, ты обезумел? – грозно спросил торговец, – что, если печенеги возле нас рыщут? А у тебя нету даже ножа!

– Зато у меня есть святой преподобный Феодор Стратилат, – рассеянно возразил Иоанн, – не всякий же раз ему меня подводить!

Вернулись к кострам. По лицам дружинников Иоанну стало понятно, что все они беспокоились за него и дружно отправились бы на поиски, если бы не боялись оставить ладьи с товарами без присмотра. Глаза Настаси блестели. Смаргивая слезинки, она крутила над огнём вертел с целым бараном. Спирк чинил гусли, сидя на винной бочке.

– Нашли его, – объявил Всеслав, – он вообразил, что степь – это парк около дворца, место для прогулок и размышлений! Иоанн, знай: кочевники перекликаются волчьим воем или совиным криком. Хват иногда их распознаёт. Я этим искусством владею хуже. А ты, поверь мне, даже и не заметишь опасность раньше, чем твою шею стянет петля! Здесь лучше не полагайся на свою хитрость.

– Дадим ему какое‑нибудь оружие, – сказал Хват, – патрикий, мечом владеешь?

– Не знаю, – признался царский посол, – но один мой друг учил меня обращаться с саблей.

– Ну, хорошо, – под всеобщий смех снисходительно улыбнулся Всеслав, – найдём тебе саблю.

Костров у моря пылало не так уж много, и возле каждого было тесно. Воины успели спалить пару‑тройку опустошённых бочек. Одна из них догорала под тем бараном, жарить которого поручили Настасе. Он был уже приготовлен. Хват снял его и мечом разрубил на части. Сняли и Спирка, который сидел на бочке. С треском выбили крышку.

– Выпьем за печенегов! – крикнул Всеслав, подняв ковш, – пусть боги уберегут их от встречи с нами!

– Думаешь, Залмах пустит их по нашему следу? – спросил Георгий после того, как выпили.

– Этот волк просто так не рыскает по степи. Скажите спасибо Хвату! Что ему стоило взять да и придушить эту тварь в Царьграде?

– Но это было бы глупо, – возразил Хват, – сам знаешь, Всеслав, сколько раз он предупреждал нас о неприятностях. И ни разу, вроде, не обманул. Конечно, он жадный, но дело с ним иметь можно.

– И всё‑таки не сносить ему головы, попадись он мне, – посулил Всеслав, снимая кафтан, чтобы поудобнее расположиться возле костра. Баран получился вкусным. Даже Лев Диакон пришёл от него в восторг, хоть не был любителем грубой пищи. Тщательно обглодав два рёбрышка, он взял третье. Дружинники у соседних костров затянули песню, чтобы Настася, повеселевшая от вина, её подхватила. Спирк вновь наполнил ковши.

– Так мы около Днепра? – спросил Иоанн.

– До него осталось несколько вёрст, – ответил Всеслав, – я просто не захотел впотьмах плутать по лиману. Войдём уж завтра.

– А сколько вёрст по Днепру до Киева?

– Где‑то тысяча с лишним вёрст.

Настася начала петь. Все двести дружинников сразу смолкли. Голос мечтательной северянки струился над морским берегом как дымок, который так хочется проводить глазами до самых звёзд. Слушая её, Иоанн глядел, как прямо к его ногам подползают с шорохом из тумана низкие волны. Исполнив несколько песен, Настася смочила горло вином, а затем сказала, что хочет спать. Хват расстелил около костра плащ. Девушка свернулась на нём и сразу уснула. В течение следующего часа вино свалило всех остальных, кроме трёх дозорных и Иоанна. Воины спали, не выпуская из рук оружие. Степь, раскинувшаяся под звёздами от морских берегов до Русской земли, которую озаряла самая яркая из всех звёзд – Полночная, приучила их к осторожности.

Вскрыв конверт, Иоанн подбросил в костёр сосновой коры и веток. К небу взметнулись искры. Письмо было написано на хорошей белой бумаге, арабской вязью. Вот что прочёл его адресат: