Не принятые миром

– На меня даже не смотри. Я приношу деньги в семью, ставя на скачки, и тоже не хочу прямо сейчас думать об этом. К тому же ты знаешь, как я к этому отношусь. Этот прием ничего не даст. Пусть пройдет год, полгода. Почему нужно делать это сейчас? – Густав отодвинул от себя тарелку и встал из‑за стола. Отто и Вольфганг тоже машинально встали, каждый желал уйти по своим делам и не поднимать больше эту тему. У всех были более важные дела.

– А ты‑то что не хочешь? Мне казалось, что пострелять и демонстрировать свою силу для тебя милое дело.

Густав оглянулся и, сжимая кулаки, произнес:

– Я люблю оружие и стрельбу, но убивать я не люблю, – после этого он развернулся и вышел. Хайц проводил его взглядом. Брата он разозлил.

– На меня тоже не смотри, – Вольфганг взял книгу и пошел прочь следом за старшим братом. Ему делать было нечего, и получать от брата, потому что он оказался перед ним не в тот час, не хотелось.

Отто сел, и они сидели и смотрели друг на друга довольно долго, и подсев поближе к брату, Отто также продолжал смотреть. И чуть позже произнес:

– Оставь эту затею, Хайц. Я знаю, что еще месяц назад мы все жили этой идеей. Но сейчас мы относительно неплохо живем и согласись, даже если мы устроим этот прием, ничего уже не будет лучше. К тому же отец нас за это точно не похвалит, даже будучи на том свете. – Хайц выдохнул и приказал принести ему коньяк. Отто был в чем‑то прав. Они живут и так неплохо.

– Рвение и силы есть только у тебя в силу своей взрослости и наблюдения за всем, что происходило в то время, хотел отомстить матери. Ты за свою двадцатишестилетнюю жизнь многое успел увидеть и понять, в отличие от нас.

– Я не могу… – медленно произнес Хайц. Он и так ждал много лет, копившаяся в нем ненависть уже начала переливаться через край, – вы были маленькими, чтобы понимать всю боль отца и то, как ему приходилось после ухода из семьи, – мужчина откинулся на спинку стула.

– Все равно, Хайц, – заглянув в глаза брата, Отто умел успокаивать именно так. – Давай сделаем это тогда, когда Вольфганг будет чуть повзрослее и когда ему не придется объяснять, что мир не только в книжках, когда мы станем по‑настоящему приняты в высших кругах, когда мы докажем, что не только по крови можно заслужить уважение. Когда мы станем выше, богаче, достойнее, чем семья матери, и тогда нам и преклоняться перед всей верхушкой. В надежде быть принятыми.

 

Братья переглянулись, Хайц улыбнулся и, потрепав Отто по голове, встав, согласился с ним. Голова была забита совсем другим. Отто прав: если он будет сейчас только и делать, что трать силы на мысли, от него уйдут сделки и реальная прибыль.

Он накинул пальто и отправился на конную прогулку. Нужно подумать, как обернуть ситуацию в свою пользу. Действовать опрометчиво нельзя, к тому же до матери наверняка дошли слухи о ее сыновьях. Которые встали на ноги; наверное, она второй раз вышла замуж, и уже у них имеются сводные братья или сестры в браке.

 

Он думал об этом все время, пока длилась прогулка. Он любил прогулки в одиночестве и тишине. Вдыхая холодный воздух, он смотрел на то, как низко плывут облака и колосится трава, выросшая за это лето. И ветер, что гулял среди деревьев, когда в лесу, шевеля верхушки сосен и елей, а кедры, что своей высотой закрывают небо, шепчут твою судьбу. За многое Хайц любил лес, за то, что в тишине деревьев ты начинаешь слышать себя и душу. За разговоры откровенные, за защиту, которую дарил лес, и за то, что ты мог обрести силу только рядом с природой. Только лишь среди своих истоков Хайц мог почувствовать, что принят в этом мире, не одинок, пока рядом с ним был лес с ручьями, которые он мог испить, и птицами, он был не одинок, далеко он мог забрести, но всегда найти дорогу обратно.

 

Он собирался уже назад, когда вдалеке увидел женщину, которую он меньше всего хотел бы сейчас видеть. Он притормозил коня и слез с него.

 

– Люси, – мужчина галантно поцеловал ее руку. Та отдернула ее при первой же возможности, на ее лице заиграла хитрая улыбка.

– Хайц, я как погляжу, ты решил покататься на лошади, что, в машине укачивает? – Хайц закатил глаза, эта женщина всегда только и умела, что говорить с сарказмом.

– Люси, скажи зачем ты решила испортить мне столь прекрасный день? – Он посадил ее на лошадь и повез в дом.

– Ну, видишь ли, я видела тебя вчера. В банке. Скажи, что ты забыл там?

– Ну ты ведь знаешь, что когда у человек день рождения, его принято поздравлять. Или же это не так?

– Скажи, дорогой, с каких пор ты ходишь на день рождения в богатые круги? – Она спрыгнула с лошади, когда они подъехали. Хайц молча ждал ее на веранде, к которой они подъехали. Разговор предстоит длинный, раз пришла Люси, то просто так она не уйдет.

– А с каких пор ты там появляешься? То, что мой отец по пьяни переспал с твоей матерью, еще ничего не означает. – Люси ухмыльнулась, его манера говорить о прошлом бесила ее. Что толку ходить по пустому дому, где когда‑то ты бывал?

– Ну, Хайц, не забывай, что я удачно вышла замуж, – она поправила складки его пиджака, он отшатнулся, ему были противны прикосновения этой женщины.

– Ты вышла замуж за скупердяя и живодера. Георга Либермана. Как он, кстати? Я слышал, что он бил тебя, – Хайц сделал наигранно печальное лицо. – Как ты? Как твой развод с ним? – Люси наступила ему на ботинок, чтобы он умолк. Она ненавидела эту тему, и Хайц напрямую ее коснулся.

– Ты… белая шваль, вот ты кто, я развожусь с ним, и слава богу. И разводимся мы с ним не только потому, что это я такая стерва. Ты, поди, все уже знаешь, на каждом углу об этом твердят.

– Перестань, Люси, – он поднял руки в знак того, что сдается. – Я не собираюсь слушать про тебя сплетни, и твоя личная жизнь мне совершенно неинтересна.

– Хорошо, тогда вот что я тебе скажу: мой муж собирается покупать завод у твоей матери, ты можешь удачно перехватить сделку. Ты ведь этим грезишь? Бедный мальчик. – Хайц напрягся, и жилы выступили у него на лбу. – Не переживай, я сохраню в секрете, что это ты сорвал сделку.

– Как ты?!.. – он осекся на полдороги. – Хотя не стоит тебя недооценивать.

– Кстати, хотела спросить, ты заинтересовался тем домом и даже продал дом отца. – Люси натянула сильнее перчатки.

– Тебе никогда не приходило в голову, каково было находиться в том доме? – Хайц сделал лукавую улыбку.

– Хайц, мы же знаем, что, если тебе захотелось сбежать от твоего страха, это только потому, что ты боишься себя. – Мужчина закурил, выдыхая ей дым в лицо.

– А вот и нет, – Хайц подошел к ней вплотную.

– А вот и да, – Люси упивалась своей правотой и тем, что могла задеть Хайца за что‑то живое, что осталось в его сердце.